Позолота вся сотрется 2
Шрифт:
Черная кошка с наслаждением потянулась всем своим гибким черным телом. Лизнула красным языком белые и острые когти. Махнула создавая легкий ветерок огромными, пушистыми крыльями.
– Я свободна! Я совершенно и окончательно свободна! Я никому больше не принадлежу!
– кошка не открывала рта, но ее слышала я отчетливо.
– Что застыла, Николь? Ты просто слышишь мои мысли, мы ведь не зря были одним целым столько времени. А теперь идем, у нас много дел!
Я шагнула вперед, но за тем растерянно оглянулась на Арчи и Патрисию. Девушка
– Не беспокойся, она не пострадала. Еще минута и придет в себя. Твой бывший муж пока еще поддерживает ее, но интересно, что он будет делать когда поймет, что Патрисия уже не является столь страстно желаемым им объектом?
– задумчивый голос в моей голове мурчал лениво и медленно.
Звонок оповещающий начало антракта, больно резанул по ушам. Я даже подпрыгнула от неожиданности. Через минуту послышались шаги толпы, смех, оживленные разговоры.
– Идем, Николь. Или ты хочешь что бы вся толпа народа увидела эту трогательную сцену? Любовник и любовница, обманутая жена... и крылатая кошка?
Я взяла себя в руки, закивала согласно головой.
– Ты права, бежим!
С обратной стороны здание театра оказалось обшарпанным и грязным. Не смотря на ночь, ветер был горячий, будто дул из духовки. Он прилежно и трудолюбиво, словно ночной дворник, мел пыль по грязному асфальту, подбрасывал старые газеты и обрывки афиш. Я стояла задрав голову под тенью огромного кипариса. От его запаха у меня чесался нос. Глаза слезились, и это мешало найти взглядом любое открытое окно на верхних этажах темной громадины старого здания.
Кошка в это время резвилась на полянке скверика, кипарисовой стеной окружающего театр. Она старалась поймать глупых ночных бабочек, которые плотной стайкой кружились возле тусклого стекла единственного на весь сквер фонаря.
– Я нашла, вон видишь на третьем этаже!
– воскликнула я, а затем приглушенно чихнула.
Кошка в этот момент подцепила когтем самую большую бабочку и задумчиво смотрела на ее отчаянные трепыхания.
– Вот так и я чувствовала себя, когда вынужденна была подчиняться воле своей хозяйки. Надо признать Николь, что ты была самой лояльной второй половиной, а вот Патрисия... Ох, вспоминать даже не хочется!
Кошка осторожно потрясла внушительным острым когтем, освобождая глупую ночную бабочку. Бедное насекомое почувствовав свободу, тут же рвануло к тусклому источнику фонарного света.
– Неисправимая самоубийца, просто настоящая женщина!
– сокрушенно пробормотала кошка, наблюдая за тем, как бабочка заплясала вокруг газового фонаря, сжигая свои крылышки.
Соглашаясь я опять чихнула. Соседство кипариса мне не шло на пользу.
– Послушай, я понимаю, что тебе все в новинку, но давай уже поднимемся в театр и отдадим записку для деда, что бы он не волновался, а затем отправимся домой, - почти взмолилась я, сдерживая очередной чих.
– Да, да!
– согласно промурлыкала кошка.
Уже через минуту
Через открытое окно мы попали в длинный, немного обветшалый, пахнущий пылью, пудрой и духами коридор. Одна из дверей с табличкой "Прима" была приоткрыта и из нее доносился знакомый голос деда, он ласково в чем-то убеждал своего невидимого собеседника.
Я в нерешительности оглянулась, соображая где бы спрятаться, что бы подкараулить деда. Черная лобастая голова с силой подтолкнула меня вперед.
– Очень интересный разговор-р, любопытно послушать!
– ленивый голос раздался у меня в голове, сбивая с толку и как бы навязывая свою волю.
Я послушно прокралась вперед, стараясь двигаться бесшумно, мои ноги неслышно ступали по старому и плешивому ковру.
– Мария, прошу вас не покидайте наш город! Молю еще об одном концерте!
– игривые интонации в голосе Старого Паука, меня изрядно удивили.
Осторожно заглянула в приоткрытую дверь гримерки. Довольно большая комната напоминала оранжерею или на худой конец цветочный магазин. Цветы стояли в ведрах, в вазах и даже в раковине рукомойника.
Величайшая оперная дива сидела перед зеркалом и небрежено-показательно поправляла грим. Она успевала игриво улыбаться мистеру Шенли, нюхать красные розы в высокой вазе и пить маленькими глотками воду из прозрачного стакана.
– Ах, я просто сбита с толка...Билеты уже куплены. Рано утром пассажирский корабль " Спящий лев", должен увезти меня в Англию. Вещи собраны, меня ждет публика, мои преданные почитатели, - голос Марии Хлосс заполнял гримерку ленивым и густым, словно тягучая патока голосом.
– Я готов заплатить сумму значительно больше, чем все ваши преданные почитатели. Умоляю, великолепнейшая Мари, еще один концерт завтра вечером!
– Мистер Шенли, вы можете уговорить слабую женщину! Решено я остаюсь!
– произнося игриво эти слова, певица взяла со столика розовую бумагу и ловко свернула из нее голубя.
– Вот смотрите, что я сделала с билетом на корабль!
Картинно взмахнув рукой она запустила розового голубя вверх. Сквозняк подхватил его, голубь взмыл под самый потолок, а затем плавно вылетел за дверь. В коридоре он резко изменил свой курс, лег на бравый бок и спланировал прямо мне в руки.
Я растерялась и сжала розовую бумагу в руке, а затем и вовсе сунула бумажного голубя за плетеный из бисера пояс и поспешила спрятаться за ближайшей шторой.
Прозвенел звонок извещающий о конце антракта и Мария Хлосс бодренько вскочила со своего стула.
– Ах, мистер Шенли, нам надо поспешить!
– Да, да!
– суетливо проговорил Старый Паук.
Он галантно согнул свою руку в локте, женщина кокетливо оперлась на нее и парочка вышла из гримерки, заспешила по коридору, очевидно в сторону сцены.