Позови меня трижды
Шрифт:
Катю Алексей поймал на выходе из столовки, в руках он держал тоненькую трубочку чертежей.
– Кать! Ты мне шабашку небольшую не сделаешь,а? Я тебе пятнадцать рублей подарю!
– А разве так можно?
– Здрас-с-се! Колхоз Прилученский просит быстро-быстро, платит наличными, а у нас, сама же знаешь, - планов громадье на долгие годы вперед. Сметку обсчитаешь?
– Обсчитаю...
– Вот, гляди, два чертежика, все как обычно. Ленка напечатает, а распишешься сама. Это у нас как комсомольская помощь пройдет, а денежка как ихняя премия за агитбригаду. Когда сделаешь?
– Это тут все? Ну, через час...
–
Сначала было овощехранилище в Прилученском колхозе, потом - крытый ток в совхозе "Путь к коммунизму", а потом - павильон для Потребсоюза, а еще потом - подстанция к базе Обувьторга... А потом Катьку, Алексея и двух проектировщиков разбирали на парткоме и срезали все премии. После разборки Алексей курил у бумажных бобин возле отдела комплектации и плакался Катьке в жилетку.
– Нет, Кать, если бы я с ними не делился! Если бы не они сами мне эти заказы подсыпали! Ведь мы работали с тобой, Кать! В поте лица трудились! Сами же говорят про то, что тем, кто не работает - жрать не положено! А теперь - про нетрудовые доходы песни поют! Ладно, вечером заходи с Ленкой выпьем...
Кате тоже было очень обидно, она впервые ощутила некоторую свободу в деньгах, хотя пахать за них приходилось даже ночами. Пусть и купить-то особо на них было нечего, но можно было дать маме, которой пенсии хватало только в большой притык. Потом можно было даже два раза сходить с Ленкой в ресторан, где их даже чуть-чуть опять не сняли. Пусть чуть-чуть, как утверждала Ленка, и не считается, но Катя, в рубиновом колье и золотых часиках, все-таки здорово повеселилась и впервые почувствовала свою женскую силу и притягательность. Поэтому она с тяжелым чувством пошла с Леной вечером напиваться на четвертый этаж к Алексею. Что этим партийным от них надо? Что они лезут в их жизнь? Помогли бы лучше шабашки найти, они-то ведь делиться не отказываются!
В большом зале кроме Алексея никого уже не было, лампы дневного света были притушены, оставался освещенным только уголок, ограниченный столом и кульманом, где работал Алексей. Ленка по-хозяйски достала водку и закуску из холодильника, нарезала соленые огурцы, разложила капусту и черствые столовские пироги. Пить начали молча, Алексей на Катю практически не смотрел, в упор глядя на Ленку.
– А Олег уже ушел?
– Ушел, Лена, ушел!
– Ну, так и я пойду.
– Иди, милая, прими на посошок и вали!
– Лен! Ты чего? А я как пойду, если напьюсь?
– заволновалась Катя.
– Так ведь не в пустыне же остаешься, Алеха на плече донесет, в случае чего.
– Нет, Лен, я с тобой, - сказала Катя, приподнимаясь с места, но властная мужская рука уже усадила ее обратно, и она только беспомощно наблюдала, как скоренько собирается Ленка...
* * *
На другой день Ленка ничего не спрашивала, хотя призывно смотрела на Катю в курилке, но Катя почему-то ничего ей и не рассказывала. Ленка успокоилась и, как настоящая подруга, вопросами не донимала. Это было хорошо, просто отлично, потому что Катя и сама не знала ответы на Ленкины вопросы. Зато вдруг с вопросами полезли графини.
– Кать! Ты талоны на водку отоварила?
– А у меня мама ходила, ей еще какие-то ветеранские дают. За три месяца у ветеранов поллитра набирается.
– В обед сгоняй домой, бутылку в отдел принеси.
– А какой праздник-то, Наталия Георгиевна?
– Здрас-сте! День рождения
– Точно! У меня же день рождения сегодня! Я тогда побегу... А кто будет-то?
– Архитектор твой не придет. Он тебе журнальчик в подарок передал.
– Похабный?
– Да нет, мы бы такой не взяли. Приличный архитектурный журнальчик с домами и фасадами.
– Жалко.
– Ты дуй, давай, за водкой. Если к матери пойдешь, капустку у нее квашеную и огурчики захвати. Очень мне соленья твоей мамы нравятся, чувствуется, что женщина она с понятием.
Катя пару раз на праздники в отделе захватывала из дому заготовки, которые мама привозила из деревни. Но говорить графиням, что ими занимался исключительно Терехов, не допуская женщин к этому тонкому делу, она не стала.
Выпив, графини вдруг достали старую, трепаную колоду карт.
– Кать, у тебя рука-то легкая, ну-ка, раскинь нам картишки! Мы тут с Натусей такого себе нагадали, что в головах не помещается.
Может не надо, Ксения Леонидовна, а?
– жалобно попросила Катя.
Кать! Да ты чо? Давай-давай!
– радостно заверещала Ленка.
Катя поняла, что отвертеться ей не дадут. Но за столом сидела зашедшая случайно на огонек Людка Владимирова, конструкторша из соседнего отдела. В курилке за ее спиной поговаривали, что она давно запала на Алексея, и что Катька встала между ними очень некстати. Люда усмешливо смотрела на карты и презрительно щурилась в сторону. Катя понимала, что зашла она к ним в отдел, отлично зная о ее дне рождении. Более того, она знала о нем еще вчера, поэтому одета была гораздо лучше именинницы, напрочь запамятовавшей о своем возрасте. Вот это Катю и заело. Она молча взяла колоду в руки и стала привычно тасовать ее так, что восхищенно присвистнула даже Ленка.
– Ты, Кать, сейчас лет на десять вперед глянь, что-то нас все вокруг тревожить стало. Мы тут кости кидали, так не поверишь, почему-то выходило, что хлеб две тыщи стоить будет! А кто ж его такой кушать станет? Чо-то мы уже к восемнадцати-то копейкам привыкли, забаловались. И многое еще там нам показалось.
Раскладывая карты по первым триадам, Кате вдруг на минуту показалось, что она сидит не в своем сметном отделе, а куда-то мчится в ночи на огромной малиновой машине. Галлюцинация была настолько реальной, что доводы разума о том, что таких машин не бывает, даже в обкоме таких нет, в расчет не принимались. Прямо ей в лицо смеялся червонный король.
Катя начала вынимать одну за другой карты, что-то было хорошо знакомое в складывающемся пасьянсе. Что было... что будет...Графини сидели поникшие, вслед за Катей они следили за раскладом и уже не хуже ее видели все один к одному. Ей вдруг впервые стало жаль двух подруг. Даже тихой старости, освещенной солнцем дачных участков, при таких картах ждать нечего. Так ведь и не было у двух дам ничего, кроме пустых хлопот о чужих детях и никому, оказывается, не нужных проектах. Только они решили, что жизнь налаживается, только, в который раз, все рассчитали до пенсии, как чье-то горячее Желание рушило вокруг них Время и Пространство и открывало перед ними, такими разумными, бездонную пропасть. И мысли их, лежавшие в головах, были теперь лишь о том, что именно теперь надо начинать копить папиросы и спички на черный день.