Позволь ей уйти

Монакова Юлия

Конечно же, он сразу набрал её номер, как только получил это послание, но Даша предсказуемо не ответила. Все последующие попытки дозвониться также ни к чему не привели — скорее всего, Даша просто внесла его номер в чёрный список. Оставалось только гадать, что же на самом деле случилось — накрутила она себя или реально произошло что-то серьёзное? Он подозревал, что без Милы здесь точно не обошлось, и это бесило ещё больше. Ладно, с этим он позже разберётся…

Мысли незаметно переметнулись на Милку. Вероятно, он был слишком резок с ней сегодня, но… сколько же можно? Он всего лишь человек, его терпение не безгранично.

В конце концов, он не может всю жизнь за волосы вытаскивать её из созданных ею же проблем. Невозможно спасти человека, который сам не желает быть спасённым! Он вспомнил её расширенные зрачки и неестественное оживление. Снова за старое… Милка уверяла, что зависимости у неё нет, это просто баловство, но разве не то же самое утверждает большинство наркоманов? “Я в любой момент могу соскочить!” Ей бы не помешала помощь хорошего психотерапевта, а ещё лучше — нарколога… Павел ощутил острый укол жалости в сердце — но это была жалость не к Милке, а к тёте Нике, потому что он вновь увидел перед собой её тоскливые и усталые глаза и услышал тихое: “Выдали нашу девочку замуж. Если она счастлива — то и мы с Олегом тоже за неё счастливы…” Как бы ни относилась Мила к своим приёмным родителям, а они всё-таки по-своему любили её. Просто свинство — заставлять их так волноваться из-за своих идиотских выходок!

Павел почувствовал, что против воли снова начинает заводиться. В последние месяцы он всё чаще ловил себя на том, что злится и раздражается, когда думает о Милке, одновременно переживая и нервничая за неё. Это порядком изматывало и опустошало…

Он устал. Действительно устал.

Закрыв глаза, Павел волевым усилием запретил себе думать о Миле. И о Даше. И вообще о ком-либо. Не сейчас, иначе голова у него просто взорвётся!

Он начал мысленно повторять вариацию Альберта из второго акта “Жизели”. Это всегда успокаивало и расслабляло…

Все посторонние мысли постепенно выветрились из головы. В ушах словно зазвучала музыка Адана. Дыхание выровнялось. Павел заснул.

=67

Москва, 2008 год

— Ты что здесь делаешь? — пролепетал он ошарашенно и бестолково. — У тебя же… другая линейка. В своей школе.

— А я сбежала, — Милка беззаботно махнула ладошкой. Её сияющие глаза и широкая улыбка, казалось, озаряют весь двор.

— А твои… — он ещё не привык разговаривать о приёмных родителях Милы и стеснялся их так называть, но она поняла, о ком речь.

— Они не в курсе, — девчонка пожала плечами. — Довезли меня до школы, я заверила, что провожать не надо, не маленькая, и вообще — одной мне будет спокойнее освоиться на новом месте… Они уехали на работу, а я сразу же — в метро и сюда!

— Но, наверное… это нехорошо, — радость от её присутствия боролась в нём с опасением, что Милке затем здорово влетит. Прогулять первый же день занятий, подумать только!

— Фу, зануда, — Мила обиженно поджала губы. — Вообще-то я ради тебя приехала. Соскучилась, захотела увидеться. Могла бы и вовсе не приезжать.

У него сжалось сердце. Она приехала ради него… пожертвовала своим праздником, первыми уроками в незнакомой школе… А он ещё и недоволен!

— Я тоже соскучился, — выдохнул Пашка, сдаваясь. — Я… правда очень сильно по тебе скучал.

— Как ты? — она придирчиво ощупывала взглядом его лицо, словно выискивала остаточные признаки болезни. — Хорошо себя чувствуешь? Горло не болит?

— Да уже давно всё отлично.

— Привет, Мил. Ты что, тоже в академию поступила? — пошутил Артём,

а Тонечка звонко расхохоталась, словно не слышала в жизни ничего смешнее и нелепее. Пашка понимал, что этот смех не был нацелен на то, чтобы унизить или обидеть Милу, но всё равно ему стало неприятно и после Тёминой шутки, и после Тониной реакции на неё. Впрочем, сама Милка, кажется, не обратила на подколку особого внимания. У неё совершенно не было комплексов по поводу того, что она ни черта не разбирается в балете и порою не понимает, о чём ребята ведут речь, обсуждая поступление и элементы танцевальных упражнений. Везде, в любой среде, она чувствовала себя как рыба в воде, с лёгкостью вливаясь в компанию.

— А где Шейл? — спросила она, озираясь с весёлым любопытством по сторонам. — Что-то я его не вижу… Вы ведь все теперь в одном классе, правильно?

— Правильно, — буркнул Пашка, чувствуя, как потихоньку сдувается его радужное настроение.

— Да, — встрепенулся и Артём, — пойдёмте искать Шейла. Нам надо держаться всем вместе!

Тем временем торжественная линейка, посвящённая Дню Знаний, наконец-то началась. Коробицына с большим воодушевлением принялась вещать в микрофон о том, как она рада приветствовать всех ребят в этих великих стенах.

— Вы пришли сюда не только учиться, но и осваивать одну из самых сложных и прекрасных профессий в мире! — подчеркнула она, и все присутствующие разразились бурными аплодисментами, а затем восторженно и дружно защёлкали фотоаппаратами.

— Кто это? — спросила Милка, ничуть не стесняясь своего невежества. Тонечка округлила глаза:

— Ты что-о-о! Это же сама Марина Коробицына! — имя своей кумирши она произнесла с придыханием. — Балерина… самая-самая лучшая из всех!

Мила равнодушно пожала плечами.

— Здравствуй, Калинин, — услышал Пашка знакомый голос и, подняв глаза, узнал ту самую женщину в очках из приёмной комиссии, которая принимала вступительные экзамены. — Ну как ты? Окончательно выздоровел? В интернате освоился?

— Да, всё хорошо, — кивнул он, отчаянно пытаясь вспомнить её имя и отчество.

— Артём, Тоня, Люба… — женщина улыбалась, узнавая детские лица и перечисляя их имена. — Рада вас всех видеть. Люба, ты похудела, как и договаривались?

— Да, — подобострастно кивнула Вишнякова. — Я очень старалась!

— Молодец. У нас тут контрольные взвешивания каждую неделю… Кстати, а где же Хьюз? Шейл Хьюз?

Пашка искоса взглянул на Милу, но она выглядела совершенно невозмутимой, словно впервые слышит это имя, хотя сама только недавно им интересовалась.

— До линейки точно был здесь, — отозвалась Тонечка, — а теперь мы и сами не можем его нигде найти…

В этот момент взгляд женщины остановился на Милке.

— Так. А это у нас кто? — её брови удивлённо приподнялись.

— Я его сестра, — кивнув в сторону Пашки, тут же выпалила она, ничуть не сконфузившись.

— Сестра?.. — женщина пришла в ещё большее замешательство, видимо, вспомнив анкету Пашки и тот факт, что он детдомовский. — Ну… в любом случае, родственники у нас стоят вон там, — она кивнула в сторону кучки родителей чуть поодаль.

— А если мы вместе хотим? — Мила упрямо вскинула подбородок, но женщина непреклонно покачала головой:

— Правила есть правила.

Дальше всё завертелось, как на карусели в парке.

Символический “первый звонок”, исполненный учащимся выпускного класса академии и длинноногой десятилеткой, усевшейся у него на плече и размахивающей звенящим колокольчиком… В обычных школах для этой цели старались выбирать самых маленьких девочек, но в академии все мальчишки были сильными и крепкими, да и девчонок младше десяти лет тут всё равно не водилось.