Позвони в мою дверь
Шрифт:
Но когда через несколько дней Зина показала бумагу — ее обязательство за детей, Петрову стало противно. Он читал: «Я, Зинаида Олеговна Бойко, паспорт серия.., номер.., проживающая.., действуя за моих несовершеннолетних детей, Александра и Ивана, составляю настоящую расписку о том, что мои сыновья, Александр и Иван, по достижении совершеннолетия обязуются вернуть Петрову Павлу Георгиевичу три тысячи долларов США за помощь, оказанную мне при воспитании моих сыновей…»
— Это
— Откуда взялась сумма? — поинтересовался Петров.
— Павел, я умею считать деньги.
Зина видела, что он старается скрыть неприятное "впечатление, которое произвела на него бумага. В самом деле, человеку доставляло удовольствие делать добрые дела, а тут ему говорят: в отдаленном будущем получите за них денежки.
Зина забрала листок, двумя руками взяла его руку:
— Павлик, если бы не ты, мы, наверное, погибли. Я уж точно была к этому близка. Тут даже всякие слова благодарности теряют смысл. Ты нас просто спас.
Она поднесла его руку к губам и поцеловала.
Петров на секунду застыл. Он пережил мгновенную смену чувств. Вместо раздражения, даже брезгливости, — растерянность и теплота. Перед ним стояла не замученная мать семейства, не болезненная девочка-подросток, а женщина. Очень симпатичная, надо признать, женщина.
Теперь он взял легкие Зинины руки, поднес к своим губам и по очереди поцеловал.
— На самом деле это я отогрелся рядом с вами.
С тобой, — не удержался он от заигрывания.
Петров смотрел на нее ласково и чуть насмешливо. Зину позабавила столь быстрая смена его настроения, и ей был приятен знак внимания, от которых она успела отвыкнуть.
— По-моему, — она заговорщически улыбалась, — получилось ну очень патетично.
— Готов уронить слезу, — подстроился под ее тон Петров.
— Ужин готов, я хотела спросить… — Вошедшая Тамара Ивановна осеклась, увидев их стоящими близко друг к другу.
— Голоден как волк. — Петров отпустил Зинины руки. — А после ужина я вам кое-что покажу.
Несколько дней назад, играя с детьми, он обратил внимание, что они легко показывают или берут ту игрушку, которую он просит. Больше всего Ваня и Саня по-прежнему любили красный кубик и по-прежнему считали его съедобным. Петров вместе с манежем купил им кубики с буквами и теперь хотел показать Зине и Тамаре Ивановне потрясающее, с его точки зрения, открытие.
— Зинаида, дети твои гениальны, вундеркинды и все такое прочее, — заявил он. — Демонстрирую.
Петров выложил на краю ковра ряд цветных кубиков, среди которых было два с буквами "А". Детей он поставил на четвереньках на другом конце ковра и скомандовал:
— Где же у нас
Малыши споро заработали коленками и руками, доползли до кубиков и точно выбрали "А".
— Ты их читать научил? — поразилась Тамара Ивановна.
Зина рассмеялась, подхватила детей и поцеловала.
— Ага, вы думаете, — говорил Петров, глядя на нее, — что кубики с буквами так отличаются по размеру и цвету от остальных, что выделить их не составляет труда? Ошибаетесь. Эксперимент усложняем.
Он выложил ряд кубиков с буквами.
— Теперь все одинаковые, все с буквами, верно?
Ваня, Саня, где наша любимая буква "А"?
Малыши доползли до ряда и точно выбрали нужную букву. Зина поразилась. Тамара Ивановна всплеснула руками:
— Ты что же детей мучаешь? Им еще всю жизнь учиться, пусть хоть сейчас отдохнут.
— Тамара Ивановна, с вашей педагогической установкой я не согласен. Губить таланты не позволим. Между прочим, сейчас мы в процессе освоения буквы "М". Номер пока отработан не полностью, но продемонстрировать можем.
Петров удивлялся тому, как привязался к малышам. Он никогда не был особенно чадолюбив. С двенадцатилетним племянником Димкой он виделся раз в год, когда приезжал к своим в Омск. В промежутках между визитами на родину о племяннике почти не вспоминал. Дети приятелей большого умиления у него не вызывали. Поиграть с ними, ответить на вопросы, поговорить о жизни, пошутить он был не против, если это случалось не часто.
Саня и Ваня неожиданно растревожили в его душе новую область под названием умиление, вползли в нее и прочно обосновались. Петров думал о близнецах, когда ехал в машине, на работе, дома. Он невольно улыбался, вспоминая, как накануне они научились снимать штанишки: дергали друг друга за лямки на плечах, становились на четвереньки и быстро сучили ножками, пока не съезжали ползунки. Потом, довольные, смотрели на взрослых, разводили ручки в стороны с восклицанием вроде «Опа!». Еще Ваня и Саня устраивали потешные певческие дуэты: тянули на распев слоги «ба-на-ва-па», каждый свою партию, и периодически с громким шлепком захлопывали рты ладошками.
Петров удивлялся тому, что когда-то они казались ему совершенно одинаковыми, теперь он был полностью согласен с Зиной — лица у детей разные.
Он уже не страшился брать их на руки. Подбрасывал их к потолку, кружил по комнате, изображая самолет. Самолет то падал, то набирал высоту, то выделывал замысловатые петли. И все это сопровождалось веселым гиканьем детей и бурными воплями самого Петрова.
Он уходил от них с желанием увидеть завтра их пытливые глазенки, придумать новую забаву, услышать заливистый смех, от которого душа словно умывалась.