Позывной "Калмык"

Шопперт Андрей Готлибович

— П… п…

— Не подаем…

— Ссука. Позови господина Пушкина, — с трудом собрался Сашка.

— А ты кто таков? — огладил козлиную бородку мужичок.

— Скажи Александру Сергеевичу, что его желает видеть дархан Дондук. И держи рубль, выпьешь за его здоровье, — а чего, рубль точно заставит этого товарища подсуетиться, а Сашку беднее не сделает. Куда уж беднее.

Прискакал посланец быстро назад.

— Приказано принять, проходьте, господин дархан Дондук…

— Ты, братец, тупой или глухой? Я сказал на чистом русском языке, чтобы ты позвал сюда господина Пушкина. Что не ясно? Не надо меня принимать. И проходить мне не надо. Мне Александра Сергеевича вот здесь видеть надо. Ты уж не подведи на этот раз.

Солнце появилось в халате и турецкой феской на голове. Бакенбарды

торчком, под глазами круги. И рожа похмельная.

— Господин дархан Дондук? — надо понимать это на светлом челе Солнца было вопросительно снисходительное выражение.

— Александр Сергеевич. Нам нужно поговорить. И обязательно не в вашем доме. Потом поймёте почему. И не в ресторации какой. Тоже потом поймёте. Вот прогуляемся по улице туда-сюда и поговорим. Жду вас здесь. Одевайтесь. Прелестная погодка сегодня. Солнце. Как там у одного поэта: 'Мороз и солнце; день чудесный!

Еще ты дремлешь, друг прелестный —

Пора, Сергеич, пробудись…

Пушкин хмыкнул, открыл было рот для отповеди и вдруг глаза выпучил.

— Дондук? А почему?..

— Господин Пушкин. Вы стали свидетелем чуда. Косноязыкий калмык заговорил на великом и могучем. Все ответы здесь. Выходите. Разговор может быть долгий и очень неприятный. Жду.

Событие семидесятое

… Единственный способ предсказать будущее с какой бы то ни было точностью — это когда на него смотришь сквозь довольно мрачные очки.

Иосиф Александрович Бродский

Пушкин выскочил из дома и чуть не бегом устремился через улицу, едва под лошадь не попав. Прямо как Остап Бендер. Всё же разминулись, и лошадь отделалась не только лёгким испугом, но и ударом кнутом по заднице. Был Александр Сергеевич в пальто таком с накидкой что ли и при цилиндре. Вот ведь наглы, заставили весь мир такую хрень носить. Неудобно, некрасиво. Зачем? Холодно зимой.

— Так что это за маскарад, господин Дондук? — гневом пышет, раскраснелся пиит.

— Давайте представлюсь, так удобнее будет разговаривать, и пойдёмте, да хоть вон в ту сторону, — Сашка наугад махнул рукой, — Чего стоять и внимание к себе привлекать.

— Хорошо, — из ноздрей пар валит.

— Меня зовут князь Александр Сергеевич Болоховский. Полный ваш тёзка. Почему в таком виде? Скажу, но пообещайте, что имени моего не назовёте никому и молчать об этом разговоре будете. Потом сами поймёте почему.

— Обещаю! — выпалил поэт, — Говорите уж, князь.

— Скрываюсь я потому, что убил на дуэли одного господина, который Анну Тимофеевну ущипнул за… попку и полез своими шаловливыми ручками ей под подол. Убил на честной дуэли с секундантами. Сыновья покойного заявили на меня в полицию, и я немного побегал у себя там… дома от полиции и решил под видом этого дархана Дондука провести зиму в Петербурге, может, за это время там всё уляжется. На этом обо мне закончим, поговорим о вас, Александр Сергеевич.

— Слушаю.

— Вы же в курсе, что Анна Тимофеевна недавно спасла Зимний дворец от пожара. Она увидела сон, в котором было как бы начало пожара. Место откуда всё началось. Рассказала об этом Николаю Павловичу и тот ей поверил. Вскрыли ложную стену, а там уже все обуглено. А ведь только закончил Монферран «Фельдмаршальский зал». Ну, вы в курсе.

— Удивительная история…

— Да. Анька она такая. Так вот, это не первый ей вещий сон. Много было и все сбываются. Очень точно сбываются. Вещий сон — правильные слова.

— Необыкновенный дар…

— Да, Александр Сергеевич, и один из этих слов был о вас. Точнее, о вашей смерти и о том, что случилось позже. Хотите узнать?

— Сударь… Ой, простите, Ваша Светлость, конечно, хочу, — остановился и дёрнул за синий рукав Сашку Пушкин.

— Страшная история. Всю жизнь вашу дальнейшую перевернёт. Ну, надеюсь, что перевернёт.

— Говорите же, князь! — ну, холерик. Чуть с кулаками не лезет. Раскраснелся и даже похмелье закончилось.

Сашка эту историю видел на ролике, выложенном в интернете. Нет, не кино про Пушкина, там рассказывала дивчина, с показом

картинок, про младшую дочь Пушкина.

— Итак, Александр Сергеевич, сон Анна Тимофеевна видела про вашу младшую дочь Наташу.

— Ташу? Что она тоже заболеет чахоткой? — опять остановился африканец и чуть не схватил Сашку за отвороты епанчи. Ну, а чего, хорошо. Может и получится разговор.

— Нет. Александр Сергеевич, всё хуже.

— Говорите же.

— Вас скоро убьют на дуэли. А ваша жена через какое-то время выйдет замуж. Хороший окажется человек и будет ваших детей, как своих, воспитывать. И вырастет ваша младшая дочь в первейшую красавицу и влюбится в одного гвардейского офицера. Ваша жена будет против скоропалительного брака, но Наташенька, или как вы её называете Таша, настоит на браке, и он произойдёт, и молодая жена будет счастлива… Всего несколько дней. А потом муж начнёт её избивать. Очень серьёзно избивать. И по лицу руками и валить на пол и пинать ногами. Даже когда она будет носить детей, он будет пинать её ногами. И на теле вашей дочери будут следы от шпор этого негодяя. Она родит ему трёх детей и все эти годы её будут жестоко избивать.

— Как зовут этого подлеца? — свистящим шёпотом выдохнул Пушкин.

Тот самый товарищ — Михаил Дубельт — жених и будущий муж Натальи Пушкиной

— Не знаю. А и знал бы, так не сказал. Что пойдёте десятилетнего мальчика убивать? Дело не в нём. Дело в вас. Когда вашу дочь будут топтать ногами, вы не сможете ей помочь, потому что будете дохлым лежать в гробу, и ваше никчемное тело будут доедать черви. Она будет просить помощи у господа и отца, и ни тот ни другой не смогут ей помочь. Один, потому что ему дела нет до людей. А второй, потому что он сволочь последняя. Бегает за всеми юбками, играет в карты, проигрывая деньги, которые могли бы пойти на воспитание детей, шляется по всяким балам и ассамблеям, ни одного приёма не пропускает, пьёт шампанское и вечно вызывает кого-то на дуэль. Сколько раз вы уже должны были драться на дуэли — раз тридцать? Повезло, живы пока. Не будет долго везти скоро пристрелят как… Пристрелят, в общем, в живот и долго будете умирать окружённый друзьями и рыдающей женой и детьми. На себя насрать?! Так подумайте о жене и детях. Вот когда нужно будет вступиться за Наташеньку, вы не сможете, из-за очередной соблазнённой вами чужой жены будете убиты. Ссука ты последняя Пушкин. Даже разговаривать с тобой противно, как с умирающим от сифилиса, весь гнилой с валившимся носом и заражающим окружающих одним своих дыханием. Одумайся пока не поздно, сволочь, и уезжай сегодня же из Петербурга в деревню. И сиди там безвылазно. И там не жри шампанское, а сказки для детей пиши. Только из-за них я с тобой, урод, разговариваю. Это лучшие сказки в мире. Я по ним в своих школах детей учу. Мало их. Не детей — сказок. Хотят ребята ещё сказок, а я им говорю, что автор водку жрёт и в карты играет и за чужими жёнами бегает. Не будет сказок. Всё, Александр Сергеевич, прощайте теперь. Я, всё что мог, сделал. Дальше сами. Решите спасти дочь — спасайте. Решите, что похрен вам, пусть на её животе будут следы от шпор такого же урода, как вы, так и хрен с вами. Сможете с этим жить живите. Стоп совсем последнее. Пушкин, ты ведь идиот тупоголовый. Вот я перед дуэлью недели пистолет из рук не выпускал, учился быстрей стрелять. И до этого всю жизнь стрелял. А ты вечно лезешь в дуэли, а стрелять толком не умеешь. Бог на стороне метких стрелков, Наполеон кажется сказал. Учись стрелять, африканец.

И гвоздь в крышку твоего гроба. У твоей младшей дочери даже могилы не будет. Умрёт на чужбине.

Сашка развернулся и пошёл от Пушкина, но потом одумался, чуть остыл, вернулся и прошептал:

— Если нужна будет помощь… Настоящая помощь, а не оплата карточного долга, то в Туле живёт моя сестра Ксения. Её муж — князь Николай Иванович Болоховский работает на Тульском оружейном заводе. Через него передадите весть для меня. Смогу — помогу. Только за сказки ваши и помогу. Прощайте.

Конец книги.