Позывные — «02»
Шрифт:
— Все-таки вы сомневаетесь во мне, — Татьяна печально усмехнулась.
Заканчивали вечер Александр Цыганов и Татьяна Носкова в ресторане «Киргизстан» — самом популярном во Фрунзе. Дело шло к закрытию. Уже гасили свет, намекая посетителям на то, что, как говорится, пора и честь знать. Ушел с эстрады оркестр. И тут над ухом Александра хрипло раздалось:
— Так что, Татьяна, где же твой Онегин?
— Там же, где твоя Людмила, — бойко, в тон, откликнулась Татьяна.
Цыганов оглянулся, делая вид, что рассержен не на шутку. Он увидел длинного сутулящегося паренька с тонкими усиками на пухлой губе.
— Гуляй,
— Уж больно ты грозен, как я погляжу! — парень хотел повертеть пальцем перед лицом Цыганова, но покачнулся на неверных ногах и почти упал грудью на стол.
Цыганов бросил быстрый взгляд на Татьяну. Она опустила веки.
— Мотай, мотай, говорю, отсюда! — нарочито грубо потребовал Цыганов.
— А ты, между прочим, глаза не квадрать, — произнес заплетающимся языком парень.
— А то — что?
— Схлопочешь…
Только это и нужно было Цыганову.
— А ну, выйдем, малый, поговорим, — потребовал он.
Через минуту от подъезда ресторана отъехала «Волга». Татьяна сидела рядом с водителем, а на заднем сиденье, всхлипывая, недавний забияка допытывался у Цыганова:
— За что меня прихватили, за что? Я ничего такого, кажется, не сделал…
— Скоро узнаешь, — пообещал многозначительно Цыганов.
Итак, нужный следователю Руслан, единственный из 563 носителей этого имени в городе Фрунзе, не считая детей, был доставлен в милицию. Вскоре подполковник Валиев (он сам допрашивал задержанного в присутствии Галкина и Цыганова) уже выяснил многое, что относилось к характеристике личности Руслана Жигаева. По положению студент, но учится из рук вон плохо: на младших курсах провел по два года. Сейчас еле-еле перебрался на третий. Живет один в квартире, доставшейся от бабушки. Там устроил нечто наподобие притона. Нередко у него ночуют случайные знакомые, а то и лица, за которыми давно следит угрозыск. Валиев предложил Руслану Жигаеву (допрашивали его, разумеется, после того, как он основательно протрезвился) перечислить, если не по именам, то хотя бы по кличкам или по особым приметам всех, кто бывал у него в последнее время или давал ему какие-либо поручения, за мзду, конечно.
— Я ничего такого не сделал, — вновь заявил дрожащим голосом Жигаев. — За что меня взяли? Почему допрашиваете?
— Буду с вами откровенен, — сказал ему Валиев, — вы подозреваетесь в соучастии в преступлении, которое именуется особо опасным.
— Я ни в чем не виноват, товарищ подполковник. Поверьте! Впервые оказался в милиции. Даже в вытрезвителе не был ни разу.
— Ну, с этим вам просто повезло, — Валиев все же улыбнулся. Он намеренно несколько преувеличил роль, которую Жигаев мог играть в преступном мире. И не ошибся. — Вот этот человек вам знаком? — резко изменив тон, произнес Валиев. Он положил на стол перед Жигаевым фоторобот человека с маленькими, глубоко посаженными, колючими глазами. — Его фамилия, имя?
И Жигаев, подавленный всем происходящим, ответил:
— Черменов Владимир Дзагоевич. Только не говорите ему, ради бога, что я о нем вам сказал! И вообще о том, что вы меня допрашивали! — тут же взмолился он.
— Об этом не беспокойтесь. Продолжайте: что известно вам о Черменове?
— Он из Ашхабада. Я там тоже, жил в детстве. Мы с Черменовым тогда в одном классе
— Какие же у вас с ним отношения теперь?
— Ну, какие могут быть отношения?.. — Жигаев замялся. — Когда приезжает, останавливается у меня. Иногда. Я ему, конечно, не отказываю. Земляк все-таки. А то, бывает, просит, чтоб я купил выпивку — коньяк, понятно, только самый лучший. Мясо — чтоб на шашлыки. Выпить и закусить — это он любит. По большому счету — что дома, что в кабаке.
— Откуда же деньги у него?
— Я никогда этим не интересовался.
— А у вас откуда?
Жигаев попытался ухмыльнуться.
— Что там у меня? Крохи. За хату мне люди платят. Бывает, неплохо платят, а еще я книги продаю. От деда библиотека осталась. Даже энциклопедия Брокгауза была.
— Теперь, как я понимаю, ее уже нет?
Жигаев вздохнул:
— Если бы только ее…
— Ну, а Черменов за что вам деньги давал?
— Я же сказал: в «Гастроном» сбегаю или еще что-нибудь такое. Ну, он десятку и подкинет. Для него — пустячок, для меня — башли, то есть деньги, простите, пожалуйста.
— Так… Кто еще приходил с ним и ночевал у вас? Женщины пока не в счет.
— Кто? — Жигаев сделал вид, что глубоко задумался.
— Отвечайте! — поторопил Валиев. — Я же вижу: вы хорошо знаете, кто. Только сказать не хотите. Ну!
— Серый, — выдавил наконец Жигаев.
— Фамилия?
— Дунаев, кажется.
— А если без «кажется»?
— Дунаев, говорю же.
— Что можете сказать о нем?
— Ну, что… Пьет сильно.
— Неужто больше, чем вы?
Вот теперь Жигаев усмехнулся уже совершенно искренне.
— Я рядом с Дунаевым — подмастерье. — Он продолжил, не дожидаясь новых вопросов: — Живет в Ашхабаде. Тоже, кажется, не раз сидел.
— Почему тоже?
— Ну, Черменов-то сидел дважды. Это я точно знаю.
— Так. А с кем Дунаев здесь, во Фрунзе, связан? Кроме Черменова.
Жигаев задумался.
— Вроде бы они все время только вдвоем держатся. Бывает иногда еще один мужик, но он всегда за рулем.
— Ну, а теперь о женщинах, которые с ними…
— О Черменове не знаю. А вот Дунаев жил с Розой, с певицей из «Киргизстана».
— Откуда это вам известно?
Жигаев опустил глаза.
— Дело прошлое, — произнес он, глядя в пол. — Попросилась как-то эта Розка ко мне ночевать. Чего-то или кого-то она там боялась, ну и потому домой к себе не поехала. Вот, а уже под утро проболталась, что Дунай, Серега этот, значит, жениться на ней обещал. Вроде бы сказала она ему, что ребенка от него должна родить, а он и размяк поначалу. Ну, а потом пропал чуть не на целый год. Ребенок, конечно, не родился, и Розка говорила после, что рада этому. В самом деле: какой сын может быть у алкоголика?
— Хорошо, Жигаев, что вы хоть это понимаете, — заметил вскользь Валиев.
— Слово даю: завяжу с пьянкой.
— Не очень-то я верю вам, Жигаев, но за помощь — спасибо. Вы догадываетесь, конечно, что мы вас посвятили в свои служебные дела…
— Да, да! Я никому — ни слова. Не беспокойтесь…
— Кончайте с гулянками. Возьмитесь, наконец, за ум! Мы пожалеем вас, пока в институт сообщать о вашем поведении не станем.
— Спасибо, спасибо! Значит, я могу быть свободен? Вы больше не вызовете меня?