Прах и пепел
Шрифт:
– Ленинградский поезд днем, в двенадцать часов.
– Вот видите! Я могу уйти только в выходной.
– Когда он у тебя? – спросил Саша.
– Послезавтра.
– Рискованно ждать, – сказал Глеб, – не обязательно ехать поездом, можно пароходом, а потом где-нибудь пересесть.
– Милый Глеб, у них свои люди и на вокзале, и на пристани, даже на автобусной станции. У нас кое-кто пытался уехать, поймали. Важно, чтобы здесь хватились возможно позже, поэтому бежать надо в выходной. – Она усмехнулась. – Какое слово –
– Мне оно нравится, – пытался пошутить Глеб.
Саша встал.
– Послезавтра утром мы ждем тебя у нас дома. Постарайся прийти пораньше, могут возникнуть другие варианты.
– Я буду ровно в девять. Как вы понимаете, без вещей. – Она улыбнулась, наконец-то это была ее прежняя застенчивая улыбка. – Придется вам, Глеб, справлять мне новый гардероб.
На следующий день Глеб оформил увольнение. Семен Григорьевич поморщился, но никуда не денешься – человеку надо к новому месту службы. Глеб ему сказал, что уедет дня через три, а сам взял билеты на завтра, на ленинградский поезд, были у него знакомые в городской кассе, все сделали.
Вечером дома, собирая вещи, Глеб говорил Саше:
– Хватятся ее, а она уже в Калинине, пока расчухаются, она уже Дубинина Елена Ивановна. Звучит?
– Звучит.
– Всесоюзный розыск? Это милиция, прописка, отделы кадров. В загс не сунутся. Тем более ее старый паспорт перечеркнут и отдадут мне, девки знакомые, а я его сожгу. Заберем ее сына, а там, глядишь, и своего соорудим. Как думаешь?
– Дело нехитрое.
Глеб закрыл наконец чемодан, поставил на него баян, подсел к столу.
– Ну что, по прощальной?
– Учти, при Лене тебе придется с этим сократиться.
– Не беспокойся. Все будет в пределах разумного. Ведь мне, дорогуша, уже под тридцать. Как это твой Пушкин говорил насчет женитьбы?
– «Кто в двадцать лет был франт иль хват, а в тридцать выгодно женат».
– Вот за это давай и дернем!
Они выпили. Глеб закрыл бутылку, поставил в шкаф.
– Все! Тебе оставляю.
Снова сел за стол.
– Не хочу, дорогуша, произносить лишних слов…
– Твоя молчаливость мне известна, – рассмеялся Саша.
– Вот именно. Но скажу тебе так. Когда я ее на почте увидел, сразу понял – это моя судьба. И не в том дело, что красавица, языки знает, дело, дорогуша, совсем в другом…
Он помолчал, потом продолжил:
– Ведь она одной с тобой породы – деликатная. Но в ней это вызывает у меня нежность, благоговение, извини за такие высокие слова. Ты мужчина и должен быть в этом мире бульдогом с мертвой хваткой. А она женщина, она бульдогом быть не может. Вот Ульяна твоя…
– Возьми ее себе.
– Не важно чья. Ульяна – бульдог. А Лена – женщина, я ее защищать хочу, оберегать от этого хамского мира. Я когда услышал, что она шпалы таскает, хотел пойти туда и перебить всех этих директоров и прорабов – сами, сволочи, таскайте, вот какое состояние у меня
– Лена замечательная, – сказал Саша, – я много лет ее знаю. Я рад за тебя и рад за нее. А теперь давай спать ложиться. Привыкли с тобой дрыхнуть до полудня, а завтра рано вставать…
В девять часов они были готовы, но Лена запаздывала. Глеб подходил к окну, смотрел, не идет ли, метался по комнате.
– Что-нибудь задержало, – успокаивал его Саша, – сейчас придет.
Время подошло к десяти, потом к одиннадцати… Поезд через час…
– Может быть, она прямо на вокзал поехала? – предположил Глеб.
– Такой глупости она не сделает, скорее всего отменили выходной.
В двенадцать часов они поехали к Лене.
На завалинке, опираясь на палку, сидела та старуха, что разговаривала с ними в прошлый раз. Увидев Сашу и Глеба, тихо сказала:
– Идите, идите, ребята, нету Лены.
– Когда ее забрали?
– Вчера, идите, идите.
Они не двигались с места.
Старуха поманила Глеба пальцем.
– Сынок, а какой она нации?
– Русская она.
– А веры-то какой? Православной или еще какой?
– Православной.
– Дай ей Бог, – прошептала старуха.
5
В вестибюле здания НКВД на улице Егора Сазонова они заполнили анкету: Будягина Елена Ивановна, 1911 года рождения, адрес – поселок Нефтегаз, кто запрашивает – Дубинин Глеб Васильевич, степень родства…
– Напиши – жених, – посоветовал Саша.
– Нет, напишу – двоюродный брат, так вернее.
– Не лезь в родственники к Будягину, понял? Пиши – жених!
– Женихом может назваться всякий, пошлют к едрене фене. А родственнику? Пусть попробуют не выдать справку!
– Только не задирайся. Без эксцессов!
– Сам знаю, дорогуша! Главное, ты не суйся, всю музыку испортишь.
Он подошел к окошку, постучал, сдал анкету.
– Ждите!
Ждали они долго, хотя народу в вестибюле было немного. Выходили по очереди на улицу покурить, Саша купил на углу в газетном киоске «Правду», проглядел: победы Гитлера в Европе, нерушимая дружба с Германией, убийство Троцкого, совершенное «одним из его ближайших людей и последователей… Его убили его же сторонники, с ним покончили террористы, которых он же учил убийству из-за угла, предательству и злодеяниям».