Практик
Шрифт:
И мало того, что выглядел мой бывший одноклассник — краше в гроб кладут, так я ещё поспешил перевести разговор на другую тему.
— Слушай, ты немного вытянулась за месяц или на шпильках на кладбище заявилась? Была же ниже?
Строгое платье в пол помимо всего прочего скрывало и обувь, так что Вика гордо подбоченилась.
— А вот приходи сегодня вечером в гости и узнаешь! — заявила она.
Я от такой прямоты как-то даже растерялся.
— В смысле?
— Что — в смысле? Не пойду же я на свидание в этом балахоне! Давай, пригласи меня куда-нибудь! Ну пожалуйста!
От такого напора я смешался окончательно, но всё же напомнил:
— А как же родственники?
— Они ску-у-учные! — протянула Вика и дёрнула меня за рукав. — Ну давай куда-нибудь сходим! Давай, а? Будь джентльменом!
Джентльменом мне быть откровенно не хотелось. Вот вообще нисколечко. Не моё амплуа. Поэтому ответил я в высшей степени неопределённо:
— Пока ничего обещать не могу, но, если получится вырваться — составлю тебе компанию. Вы где остановились?
— В «Астории». Только давай без всяких «если»! А не сможешь — позвони и скажи, что не придёшь. Уж переживу как-нибудь!
Я смерил Вику оценивающим взглядом и говорить о том, что при иных раскладах до телефона смогу добраться лет так через десять и то, если очень повезёт. Загадал — будто зарок самому себе дал! — если всё выгорит, то позвоню непременно.
— Договорились! — объявил я.
Ну а почему бы и нет?
Покинув кладбище, я отошёл от ворот и забрался в неприметную серую легковушку. Сидевший на переднем пассажирском сидении Альберт Павлович оторвался от газеты и оглянулся.
— Ну что там?
— Льёт крокодильи слёзы, а все его утешают, — сообщил я с заднего диванчика.
Иван Богомол прекратил нервно постукивать пальцами по баранке и сказал:
— Годится!
А вот Альберт Павлович позволил себе досадливую гримасу.
— Пётр, не в моих принципах ломать людей через колено, но и втёмную использовать тебя я тоже не собираюсь. Ты и сам должен понимать, чем чреват провал, и всё же я считаю себя обязанным расписать решительно все последствия…
Иван Богомол запрокинул голову и страдальчески протянул:
— Ну вот опять за рыбу деньги! Да не откажется он, будто сами не знаете!
— Столичная жизнь на тебя плохо повлияла, друг мой, — мягко отметил Альберт Павлович и вновь обратил своё внимание на меня. — Во-первых, наша инициатива — не махровая самодеятельность. Нам её санкционировали под личную ответственность всех причастных, и если что-то пойдёт не так, не получится просто замести всё под ковёр и разыграть неведение. От последствий это не убережёт.
— Понимаю, — кивнул я.
Но куратор покачал головой.
— Ещё нет. Уясни крепко-накрепко, что лично ты рискуешь больше всех. Дичок неспроста начинал службу в аналитическом дивизионе. Он хоть и прошёл инициацию на пятом витке, обладает чувствительностью третьего. Непременно узнает тебя по рисунку энергетических искажений. Сможет
— Понял.
Альберт Павлович вздохнул.
— Второе. Возможно, мы возводим на товарища Дичка понапраслину. Прямых улик нет, а значит, нельзя исключать вероятность ошибки. Достаточно одной неточной посылки и версия посыплется как карточный домик. Поэтому реши для себя, насколько ты доверяешь выводам Георгия. И готов ли поставить на его правоту свою судьбу.
Я и сам отдавал себе отчёт, что серьёзно рискую, поэтому коротко сказал:
— Дальше!
Но куратор покачал пальцем.
— Нет, не дальше! Если Дичок окажется чист, ликвидировать его мы не сможем. Нас с Иваном он не запомнит, а вот тебе придётся бежать за границу. И Ридзин — это не то место, где тебя не достанут.
Я позволил себе кривую ухмылку.
— Пойду к Горскому в нелегалы.
— Только это и останется, — подтвердил Альберт Павлович на полном серьёзе. — Опять же, я не гарантирую, что смогу вытянуть нужные сведения, даже если Дичок виновен. Он непременно постарался закрыть свои воспоминания. А не получим доказательства его виновности…
— Мне придётся бежать за границу, — кивнул я. — Что ещё?
— Остаётся самый паршивый для всех нас вариант! — заявил откинувшийся на спинку сидения Иван Богомол. — Василий Архипович может умереть или повредиться рассудком прежде, чем мы сумеем из него хоть что-нибудь вытянуть. Тогда всё: тушите свет, сливайте воду. Под трибунал пойдём. С закрытым судебным процессом…
— Не сгущай краски! — потребовал Альберт Павлович. — Тебя вернут на кафедру, меня отправят рядовым преподавателем в энергетическое училище, а Петю — караулить медведей за полярный круг. Не самый плохой расклад.
— Угу, я вас позову моей супруге это объяснить!
— Скажешь, что лучше так, чем снова в камеру!
Ответ заставил Ивана передёрнуть плечами.
— С этим не поспоришь, — признал он и опять застучал пальцами по баранке.
Альберт Павлович помолчал немного, потом сказал:
— Но даже если всё сложится удачно, никто тебя внеочередным званием не пожалует. И нас — тоже. После этого начнётся серьёзная работа по ликвидации остатков сети Гросса и восстановлению его зарубежных связей, только заниматься этим будем уже не мы. — Он покривил уголок рта. — Пётр, ты рискуешь больше всех и можешь отказаться. Найдём тебе замену, операцию в любом случае отменять не станем. Уже просто даже этого не сможем.
— Из-за Герасима? — напрямую спросил я.
Куратор досадливо поморщился.
— Герасим Сутолока, конечно, имеет доступ к ряду чрезвычайно деликатных проектов, но проверить его можно гораздо менее сомнительными методами. В первую очередь нас беспокоит документация, которую посулил Гросс оксонцам. Герман Хариус не имел единоличного доступа к особо секретным материалам и не мог их откопировать, но за последнее время в спецхране случился ряд… досадных инцидентов. Некоторые материалы были уничтожены, и есть подозрение, что далеко не все из них оказались утеряны безвозвратно. — Альберт Павлович вздохнул. — Итак, Пётр, твоё решение?