Практикующий. Клятва ворона
Шрифт:
– Я от тебя не пячусь, – пробормотала я, слишком растерянная происходящим, чтобы мой голос прозвучал как-то увереннее и громче.
– Физически нет, но ментально… – бросил парень очередную загадку. – Ты… боишься разозлиться.
Это он как понял?
– Происходят странные вещи, когда ты злишься, не так ли?
– Я причиняю людям боль, – шепотом признала я, внезапно поняв, что Яблонев уже сидит на корточках передо мной и смотрит прямо в глаза, а свет фонарей серебрит его волосы и бледную кожу, делая похожим на темного эльфа.
– Я могу помочь тебе взять эту способность под контроль,
– Я не понимаю. Как ты это сделаешь?
– Ты веришь, что я узнал, где та собака, никогда не видев ее прежде?
Несмотря на то что мне хотелось ему верить, особенно после того, как Яблонев снова назвал меня по имени и в его устах оно прозвучало поистине волшебно, я все еще не могла принять факта под названием «практикующие». То, что он сказал про меня, было верным до последнего слова, но парень мог оказаться отличным психологом или слышать что-то от Ирки, а потом просто проанализировать и прийти к верным выводам.
– Расскажи еще что-нибудь. Что-то, что могу знать только я. Если ты считываешь эти колебания в пространстве и чем ближе объект, тем больше информации, это не должно быть чем-то трудным, верно?
– Мне нравится твой подход, – по-настоящему, без насмешки, улыбнулся Влад. – Что ж, давай посмотрим.
Яблонев склонил голову набок, разорвав зрительный контакт, и уставился куда-то… в меня. Выражение его лица, сам взгляд неуловимо переменились, я не могла определить, в чем именно это выражалось, только чувствовала, что сейчас передо мной кто-то другой. Неулыбчивый, мрачный, опасный.
– Стрелец по гороскопу. Первая декада, ты родилась во время сильнейшего ливня. Двадцать девятое ноября или первое декабря, число нечетное, что-то промежуточное, время, когда один месяц перетекает в другой, не только месяцы, но и времена года. С детства терпеть не можешь дождь, а вот огню благоволишь. У тебя есть такая свечка… красная с золотыми узорами, тебе подарила ее бабушка. Иногда ты достаешь ее из… – Влад нахмурился, а мое сердце, кажется, перестало биться. – Похоже на детский сундучок, но не картонный, как из-под новогодних сладких подарков, а из пластика…
– Бывшая копилка, подарок на мое семилетие. На крышке прорезь для монеток, – сглотнула я, в шоке от всего, что он говорил.
– Я не вижу в ней монеток. Много вещей. Какая-то разноцветная лента, похожая на браслет без застежки, красный рулон ткани размером с катушку ниток, думаю, это свернутая ленточка выпускника, мелькнула четкая картинка ленты поверх белой блузки и что-то вроде прохода по школе, у тебя две косички. Рядом маленький ключик, привязанный за синюю нитку к небольшому блокноту в жестком переплете с замком. На обложке два далматинца. Личный дневник, который ты вела лет в… четырнадцать или чуть помладше. Ты заполняла его черной чернильной ручкой, пальцы часто были перемазаны, и она тоже есть в этом сундучке. Кстати, он розовый с желтыми наклейками. Не твои цвета.
– Я была маленькой девочкой, когда мне его подарили, каких цветов ты ожидал? – смущенно
Последний вопрос. Контрольный. И задается он не ради проверки Яблонева, а чтобы услышать ответ. И так уже ясно, что все, казавшееся мне бредом двадцать минут назад, на самом деле правда. О шкатулке воспоминаний знала только я, тем более о том, что в ней хранится. И дневник с ручкой, и свечка, и лента выпускника, и браслет, а на последнем проходе по школе у меня действительно были заплетены две косички. Даже что изображено на обложке дневника, сказал! Невероятно.
– Не родителей, – уверенно качнул головой Влад. – Я вообще не ощущаю на тебе мужского влияния. Ты никогда не знала и не видела своего отца, он ушел еще до твоего рождения. Тебя вырастила мама и родственники по ее линии.
– Он жив?
– Определенно да.
Вот как. Жив. Детские мечты окончательно рухнули в пропасть реальности, разбившись где-то там, внизу, о скалы надежды. Я никогда не спрашивала маму о своем отце, чувствовала, что эта тема под запретом, а она вот уже двадцать лет не спешила начинать разговор первой. Может, это было неправильно, но зато у меня в голове всегда жила фантазия, что отец – герой, погибший, защищая страну, или человек, проигравший сражение со смертельной болезнью. Не было ни одного варианта, что он оставил нас, меня, добровольно и просто продолжает где-то жить.
– Я не вижу среди мертвых никого из твоих близких родственников. Под близкими подразумеваю родителей и их братьев или сестер, – добавил Влад, когда молчание затянулось.
– Ты что, еще и мертвых видишь? – поперхнулась я.
– Когда сосредотачиваюсь. Это одна из моих способностей, но по миру мертвых больший специалист Настя.
– Ты сказал, что практикующие – это общий термин, и у каждого свое направление. В чем тогда твое?
– Я – потомственный ведьмак.
– И что это значит?
– То, что я могу как помогать людям, так и причинять им вред, напрямую вмешиваясь в их энергетические поля, как раз и распространяющие колебания, о которых мы говорили ранее. Я так понимаю, теперь ты мне веришь?
– Ты ни разу не ошибся и сказал о том, что известно только мне. Как тут не поверить? – уныло спросила я.
– Почему ты расстроилась? Мне казалось, важно было показать, что я тебя не обманываю.
– Да, важно, но я… – Я сжала и разжала руки, стараясь не потерять мысль. Слишком много правды, к которой я не была готова. – Сложно все это переварить.
– Понимаю, – кивнул Влад. – Но у тебя был еще один вопрос, и, как ни странно, именно он самый главный.
Я догадывалась, который из них он имел в виду. Рука Яблонева все еще была передо мной, раскрытой ладонью вверх. Заметив мой взгляд, парень приглашающе дернул пальцами, и я несмело прислонила свою ладонь к его так, что наши пальцы оказались на запястьях друг друга.
Вспышка. Колючая волна пронеслась по коже, а следом за ней ко мне пришло ощущение нереального уюта. Словно я оказалась перед разожженным камином, с чашкой горячего шоколада и укутанная в самый мягкий плед на свете. Это длилось всего пару мгновений, но послевкусие оказалось не менее потрясающим, чем первое впечатление.