Правда о 1937 годе. Кто развязал «большой террор»?
Шрифт:
Любопытная история случилась с немецкой социал-демократией после Второй мировой войны в советской зоне оккупации. Выйдя из подполья на востоке Германии, социал-демократы заняли позицию гораздо более левую, чем КПГ. Они провокационно требовали радикальных преобразований, и это после долгих лет гитлеровского режима. В частности, восточногерманские социал-демократы настаивали на ускоренных темпах проведения земельной реформы. Одновременно они практически поставили под сомнение необходимость возмещения немцами ущерба, который был нанесен гитлеровской агрессией. Это привело к тому, что к социал-демократам потянулись самые разные элементы, ненавидящие СССР (в том числе и скрытые нацисты). И тогда Сталин решил от греха подальше ускорить процесс объединения коммунистов и социал-демократов с тем, чтобы первые растворили в себе последних.
Примеры левацкой позиции социал-демократов дает и нынешняя ситуации в Европе, где указанное движение чрезвычайно сильно.
В ряде европейских стран, где у власти социал-демократы (Англия, Бельгия), радикальная халява, именуемая активной социальной политикой, практикуется в отношении уже не столько своих, сколько чужих «пролетариев», нахлынувших из Азии и Африки.
Европейские социал-демократы и социалисты поддержали в 1999 году варварские бомбардировки Югославии. (Вспомним, что знаменитый Хавьер Солана был важной шишкой в Испанской социалистической рабочей партии.) Это кое-кому показалось удивительным, ведь левые вроде бы всегда выступали пацифистами. Ну да, не выводили социал-демократические правительства свои страны из НАТО, так на то они и умеренные. А тут как-то все совершенно непонятно. Мало кто пытался проанализировать причины такого странного политического поведения, списывая все на один конформизм.
Ларчик открывается просто. Социал-демократы были крайне обеспокоены проблемой албанского меньшинства в Косово, которое якобы подавляли «злобные сербские националисты» и «православные фанатики». Отсюда и поддержка натовских бомбардировок. И чем это, позвольте спросить, не левачество? Сейчас албанские «беженцы», нагруженные героином, шастают по всей Европе. И сие вполне вписывается в социал-демократическую политику поддержки «неевропейского пролетариата».
История российской революции также богата примерами социал-демократической левизны. Меньшевики и политически близкие к ним эсеры жестко критиковали большевиков за усиление государственности, видя в этом «возвращение к самодержавию». Особую их ярость вызвало использование в Красной Армии военных спецов, начавших свою карьеру еще в царское время. В этом они «перетроцкистили» самого Троцкого, который (из соображений прагматизма) был сторонником активного привлечения спецов. На заседании ВЦИК от 22 апреля 1918 года предложение Троцкого об использовании офицеров и генералов старой армии было встречено критикой как «левых коммунистов» (в рядах которых тогда был и Бухарин), так и «правых» меньшевиков. Лидеры последних — Дан и Л. Мартов обвинили большевиков чуть ли не в блоке с «контрреволюционной военщиной». А Мартов вообще заподозрил Троцкого в том, что он расчищает путь для Корнилова.
В апреле 1918 года меньшевистская газета «Вперед» открыто солидаризировалась с левыми коммунистами, протестующими против укрепления трудовой дисциплины на предприятиях, не подвергнувшихся национализации: «Чуждая с самого начала истинно пролетарского характера политика Советской власти в последнее время все более открыто вступает на путь соглашения с буржуазией и принимает явно антирабочий характер… Эта политика грозит лишить пролетариат его основных завоеваний в экономической области и сделать его жертвой безграничной эксплуатации со стороны буржуазии». Меньшевики встретили в штыки объявление новой экономической политики, расценив
Но отчего же в социал-демократии столь сильна левизна? Для ответа стоит обратиться к истокам этого движения. В принципе на первых порах социал-демократы были еще более ортодоксальными марксистами, чем революционеры-коммунисты. Так, они считали вслед за Марксом, что социалистическая революция может быть только всемирной. Она свершится лишь тогда, когда во всех странах мира капитализм пройдет период длительного развития, исчерпает себя и на смену ему закономерно придет социализм. В этом была вся соль полемики меньшевиков с большевиками в 1917 году. Придя к власти в одной, отдельно взятой стране, большевики были вынуждены обособиться от всего мира (мировой пролетариат на выручку, естественно, не пришел) и волей-неволей взяться за укрепление государства. А это уже совсем не по Марксу. По нему и государства должны сближаться (ввиду интернационализации капитала), да и само государство отмирать. А тут непорядок, к тому же усиление государства неизбежно совпадает с усилением патриотизма, тогда как нациям ведь тоже нужно отмирать.
Поэтому меньшевики и занимали столь подчеркнутую антигосударственную и антинациональную позицию. И зарубежная социал-демократия всегда тоже стремилась размыть государственные границы. Даже социал-демократический ура-патриотизм времен Первой мировой, раздувающий воинственные настроения, был обусловлен надеждами эсдеков на то, что война радикально изменит геополитическое лицо Европы и мира, приведет к крушению грандиозных империй, вызовет колоссальную подвижку границ. А там недалеко и до Соединенных Штатов Европы. Между прочим, нынешние социал-демократы стоят в авангарде продвижения к Единой Европе, стирающей прежние государственные границы и национальные различия.
Для ослабления государства очень подходят различные социальные эксперименты. Поэтому социал-демократы в ряде случаев и выступают гораздо более радикально, чем коммунисты. Последние же были обеспокоены проблемой противостояния враждебным странам Запада, что требовало большего прагматизма и ответственности. Впрочем, многие коммунистические эксперименты затмевали эксперименты социал-демократов. Тут уже «виноват» марксизм, у которого эсдеки и коммунисты брали на вооружение разные «моменты». Социал-демократов больше привлекало ослабление государства, коммунистов — искоренение любых проявлений частной собственности.
Пробухаринские симпатии главного чекиста
Однако, увлекшись экскурсом в политологию, я чуть не забыл про Бухарина. А его забывать нельзя, он фигура важная, претендующая на соперничество с самим Сталиным. С ним Бухарчик был намерен сражаться до конца. По данным Николаевского, во время своего заграничного вояжа он встречался с Ф. Езерской, некогда бывшей секретарем Розы Люксембург. Она сделала ему предложение остаться за границей, с тем чтобы выпускать «правую» газету, направленную против Сталина и сталинистов. Однако Бухарин отказался, заявив, что не считает положение безвыходным, так как в Политбюро Сталин еще не имеет большинства (!). Действительно, требование Вышинского на процессе Зиновьева и Каменева привлечь к ответственности еще и Бухарина с Рыковым было отклонено в Политбюро во время заседаний августа — сентября 1936 года. По мнению таких историков, как С. Коэн и А. Авторханов, его спасли Орджоникидзе, Косиор, Чубарь, Постышев и Я. Э. Рудзутак, занявшие либеральную позицию (чуть позже они отвернутся от «любимца партии», о чем разговор пойдет ниже).
Однако Бухарин надеялся не только на поддержку коллег-партийцев. В качестве одного из орудий будущих антисталинских боев Бухарин намеревался использовать масонство, к которому имел некоторое отношение и которое в 30-е годы было настроено враждебно как в отношении Сталина, так и в отношении Гитлера. Н. Берберова приводит рассказ знаменитой масонки Е. Д. Кусковой про выступление Бухарина перед общественностью в Праге. Тогда он делал вполне заметные масонские жесты. Не будем торопиться с зачислением Бухарчика во франкмасоны. Но не пройдем и мимо одного интересного документа, только недавно открытого отечественными историками. Речь идет о письме эмигранта-масона Б. А. Бахметьева Кусковой (от 29 марта 1929 года). В нем он возлагает надежды на приход к власти в СССР лидеров правого уклона. Это должно было стать началом конца большевистской России: «У правого уклона нет вождей, чего и не требуется: нужно лишь чтобы история покончила со Сталиным как с последним оплотом твердокаменности… Внутри русского тела будут нарастать и откристаллизовываться те группировки и бытовые отношения, которые в известный момент властно потребуют перемены правящей верхушки и создадут исторические связи и исторические личности, которым суждено будет внешне положить конец большевистскому периоду и открыть будущий».