Правда о деле Гарри Квеберта
Шрифт:
— Странно, — сказал я, — почему я не поставил дату на диске?
Я включил аппарат. Мой голос произнес, что сегодня вторник, 1 июля 2008 года. Я записывал Гарри в тюремном зале для свиданий.
— Вы из-за этого решили уехать? Вы же договорились уехать вместе вечером тридцатого августа — почему?
— А это, Маркус, из-за одной ужасной истории. Вы записываете?
— Да.
— Я вам сейчас расскажу очень важную вещь. Чтобы вы поняли. Но я не хочу, чтобы это пошло дальше.
— Не беспокойтесь.
— Знаете, эта наша неделя на Мартас-Винъярде… На самом деле Нола не говорила родителям, что она у подруги, она просто сбежала. Уехала, никому ничего не сказав. Когда я снова ее увидел, на следующий день после возвращения, она была ужасно грустная. Она
— Освободить?
— Освободить от зла. Что-то вроде крещения, я так думаю. Иисус в Иордане или что-то вроде. Я сначала не мог поверить, но доказательства были налицо. Тогда я спросил:
«Кто же с тобой так обращается?» — «Мама». — «А отец почему не вмешивается?» — «Папа запирается в гараже и слушает музыку, очень громко. Он всегда так делает, когда мама меня наказывает. Не хочет слышать». Нола не могла больше, Маркус. Она больше не могла. Я хотел разобраться с этой историей, повидаться с Келлерганами. Это надо было прекратить. Но Нола умоляла меня ничего не делать, говорила, что у нее будут страшные неприятности, что родители точно увезут ее из города и мы больше никогда не увидимся. Но так продолжаться не могло. И вот ближе к концу августа, числа двадцатого, мы решили, что надо уехать. Быстро. И тайно, конечно. Мы назначили отъезд на тридцатое августа. Хотели доехать до Канады, пересечь границу в Вермонте. И отправиться, например, в Британскую Колумбию, поселиться в бревенчатой хижине. Прекрасная жизнь на берегу озера. И никто бы никогда не узнал.
— Так вот почему вы оба решили бежать?
— Ну да.
— Но почему вы хотите, чтобы я никому не говорил?
— Это только начало истории, Маркус. Потому что потом я обнаружил ужасную вещь насчет матери Нолы… (Звонок.) Голос охранника: время истекло.
— Мы поговорим об этом в следующий раз, Маркус, — сказал Гарри, поднимаясь со стула. — А пока, главное, держите это при себе.
— И что же он обнаружил насчет матери Нолы? — нетерпеливо спросил Гэхаловуд.
— Не помню, что было дальше, — ответил я, лихорадочно роясь в других дисках.
Вдруг я застыл, побледнев, и воскликнул:
— Нет, это невероятно!
— Что, писатель?
— Это была последняя запись Гарри! Вот почему на диске нет даты! Я совершенно забыл. Мы так и не закончили этот разговор! Потому что дальше выяснилось про Пратта, потом Гарри не хотел, чтобы я записывал на плеер, и я делал записи в блокноте. А потом была эта утечка из издательства, и Гарри на меня рассердился. Как я мог быть таким дураком?
— Нам обязательно надо поговорить с Гарри, — заявил Гэхаловуд, хватая пальто. — Мы должны знать, что он обнаружил про Луизу Келлерган.
И мы отправились в мотель «Морской берег».
К нашему удивлению, дверь номера 8 нам открыл не Гарри, а какая-то высокая блондинка. Мы спустились к администратору, и он нам попросту сказал:
— В последнее время тут не было никакого Гарри Квеберта.
— Это невозможно, — возразил я. — Он тут жил несколько месяцев.
Администратор по просьбе Гэхаловуда просмотрел журнал записей за последние полгода. И решительно повторил:
— Нет Гарри Квеберта.
— Этого не может быть, — вспылил я. — Я его сам здесь видел! Высокий мужчина, седой, встрепанный.
— А, этот! Да, был такой человек, часто болтался на парковке. Но номер он здесь не снимал.
— У него был восьмой номер! — взорвался я. — Я знаю, я не раз видел, как он сидит перед дверью.
— Да, он сидел под дверью. Я его очень просил уйти, но он каждый раз совал мне стодолларовую бумажку! За такие деньги он мог сидеть, сколько хочет. Он говорил, что с этим местом у него связаны приятные воспоминания.
— А когда вы его видели в последний раз? — спросил Гэхаловуд.
— Ну как… Да уже несколько недель назад. Точно помню, что перед тем, как уехать,
— Ссоры? — рявкнул Гэхаловуд. — Какой ссоры? Что еще за ссора?
— Да тут ваш приятель повздорил с одним типом. Приехал маленький старичок на машине, специально, чтобы ему закатить сцену. Сердитый такой. Крики начались, все такое. Я уж хотел вмешаться, но старичок в итоге сел в машину и уехал. Вот после этого ваш приятель и решил тоже уехать. Я бы его в любом случае выставил, не люблю, когда скандалят. Клиенты жалуются, а я потом выволочку получай.
— А из-за чего была ссора?
— Из-за какого-то письма. По-моему. Старик кричал вашему приятелю: «Это были вы!»
— Письма? Какого письма?
— А я-то откуда знаю?
— И что потом?
— Старик уехал, а ваш приятель смылся.
— Вы сможете его опознать?
— Старика? Да нет, вряд ли. А вы спросите у своих коллег. Потому что этот псих ненормальный еще раз вернулся. И я вам скажу, по-моему, он хотел вашего приятеля прикончить. Я много расследований видел, все время сериалы по телику смотрю. Приятель ваш уже смотал удочки, но я почувствовал, что дело нечисто. И даже копов вызвал. Две машины дорожной полиции приехали, очень быстро, проверили его, ну и отпустили. Сказали, что все в порядке.
Гэхаловуд тут же позвонил в Главное управление полиции и попросил выяснить личность человека, которого недавно проверяла дорожная полиция в мотеле «Морской берег».
— Перезвонят, как только получат информацию, — сказал он мне, нажимая на отбой.
Я ничего не понимал. Провел рукой по волосам и сказал:
— Это бред! Это какой-то бред!
Администратор вдруг странно посмотрел на меня и спросил:
— Вы мистер Гольдман?
— Да, а что?
— А то, что ваш приятель оставил мне для вас конверт. Сказал, что придет молодой парень, будет его искать и наверняка скажет: «Это бред! Это бред!» И сказал, что когда парень придет, чтобы я ему отдал вот это.
Он протянул мне крафтовый конвертик, в котором лежал ключ.
— Ключ? — спросил Гэхаловуд. — А больше ничего?
— Ничего.
— А от чего этот ключ?
Я внимательно осмотрел ключ, его форму. И вдруг вспомнил:
— Шкафчик в фитнес-клубе Монберри!
Через двадцать минут мы были уже в раздевалке фитнес-клуба. В шкафчике номер 201 лежала переплетенная стопка бумаги и письмо, написанное от руки.
Дорогой Маркус!
Если Вы читаете эти строки, значит, вокруг Вашей книжки поднялся дикий скандал и Вам нужны ответы.
Это может быть Вам интересно. Эта книга и есть правда.
Стопка бумаги оказалась не очень толстой, напечатанной на пишущей машинке рукописью, озаглавленной
— И что это значит? — спросил Гэхаловуд.
— Понятия не имею. Похоже, неопубликованный роман Гарри.
— Бумага старая, — произнес Гэхаловуд, внимательно разглядывая страницы.
Я быстро пролистал текст.
— Нола часто говорила о чайках, — сказал я. — Гарри сказал, она любила чаек. Тут должна быть какая-то связь.
— Но почему он пишет, что это и есть правда? Может, это текст о том, что произошло в семьдесят пятом?
— Не знаю.
Мы решили отложить чтение на потом и отправиться в Аврору. Мой приезд не остался незамеченным. Прохожие набрасывались на меня и всячески выражали мне свое презрение. У дверей «Кларкса» Дженни, взбешенная тем, как я описал ее мать, и не желавшая верить, что ее отец писал анонимные письма, публично осыпала меня оскорблениями.
Единственным человеком, удостоившим нас беседы, оказалась Нэнси Хаттауэй, и мы отправились к ней в магазин.