Правда о любви

Лоуренс Стефани

– Думаю, – пробормотал он, сверкая глазами, – что, прежде чем мы двинемся дальше, следует условиться о некоторых правилах.

– П-правилах? – пролепетала она.

– Да. Надеюсь, ты помнишь, что я предупреждал: если придешь ко мне, я должен обладать тобой полностью и безраздельно?

Как она могла забыть!

– Конечно, помню!

Он выпил ответ с ее губ в долгом нежном поцелуе.

– Из этого правила следует вывод.

Он отстранился, медленно провел руками от талии вверх, захватил ее груди, стал играть с тугими вершинками,

прекрасно зная, как это на нее подействует.

Жаклин едва дышала.

– Какой?

– Согласившись быть абсолютно моей, ты не должна отступать. И остаешься в моей власти, пока я не освобожу тебя. Пока не отпущу.

Он никогда ее не отпустит.

Джерард ждал. Видел ее внутреннее сопротивление, попытки обдумать его ультиматум. И решил не дать ей прийти в себя. Отняв руки, он развязал ее пояс, развел полы пеньюара и проник внутрь, к талии, бедрам, нежным изгибам ягодиц.

Ее глаза затуманились. Внимание отвлеклось.

– Ты согласна? – настаивал он.

Она с трудом сосредоточилась.

– У меня есть выбор?

Он теснее прижал ее к себе.

– Никакого.

Жаклин положила руки ему на плечи и откинула голову, не спуская с него глаз.

– В таком случае, зачем спрашивать?

– Потому что я хотел, чтобы ты знала ответ. Поняла, как все отныне будет ... между нами.

– Ясно.

Жаклин зябко вздрогнула, гадая, что успела заметить за горящим коричневым пламенем его глаз.

– И теперь, когда я знаю ... что дальше?

– Теперь, когда ты знаешь ... – Он наклонил голову. – Мы идем дальше.

Дальше. Именно то, чего она хотела.

Жаклин с трепетом вернула ему поцелуй, горя нетерпением узнать, какой путь он выбрал, каким чувственным волшебством собирается ее одарить.

Он наклонил голову набок: поцелуй становился все жарче и требовательнее. Его руки вновь сомкнулись, властно притягивая ее, не оставляя ей сомнения в его возраставшем голоде.

К ее удивлению, он отстранился так неспешно, словно знал: если она принадлежит ему, можно наслаждаться сколько угодно, теперь все время принадлежит им.

Наконец он поднял голову. Она открыла глаза и увидела, что он пристально изучает ее лицо. Но что он ищет? Она не знала.

Он подхватил ее, поднял, дерзко прижимая ее бедра к своей ненасытной плоти.

– Лампы ... не возражаешь, если я их зажгу?

Тон и хищный блеск глаз говорили о том, что это не просто вежливое предложение.

«Если хочешь!», – едва не выпалила она, но, вовремя удержавшись, спросила:

– Зачем?

– Я хочу тебя видеть. Видеть, какой ты становишься, когда я обладаю тобой.

Сердце Жаклин куда-то покатилось. Голова шла кругом. Жар в его глазах манил, ласкал, обещая миллион запретных восторгов.

Не сводя с нее глаз, он поднял руку, провел пальцем по ее губам и обжег ладонь поцелуем.

Ноги Жаклин подогнулись.

– Хорошо, – кивнула она, смутно отмечая, как дрожит ее голос. Она не сопротивлялась, когда он повел ее

туда, где на противоположных концах узкого пристенного столика стояли две бронзовые лампы. На стене висело прямоугольное зеркало, высокое и широкое, в затейливой позолоченной раме.

Он остановился у стола и зажег обе лампы. Огоньки взметнулись, потом опали. Он открыто любовался золотистым светом, окутавшим ее. Она ожидала, что Джерард подведет ее к кровати, но он повернул ее лицом к зеркалу и поставил между лампами, а сам встал за спиной. Оглядел ее тело, лицо, взглянул в глаза. И улыбнулся. Не той светской улыбкой, которую приберегал для посторонних. Просто слегка приподнял уголки губ, и от этого улыбка казалась куда более зловещей и бесконечно более хищной.

– Прекрасно, – обронил он, стягивая пеньюар с ее плеч. Небрежно бросил его на кресло и подступил ближе. В зеркале она проследила за его взглядом и увидела то, что видел он: тугие вершинки полных грудей, гордо торчавшие соски, готовые проткнуть тонкий батист ночной сорочки.

Сорочка была девственно белой и очень мягкой. Золотистые отблески огня играли на батисте. Она застегнула длинную планку так, чтобы последняя пуговица приходилась как раз над грудью. Его взгляд скользил все ниже к тонкой талии, нежным бедрам, плоскому животу и легкой тени завитков треугольника между бедер. Ниже, ниже ... после чего он медленно поднял глаза.

Этот беззастенчивый осмотр возбудил ее, и она опасалась, что он это заметит. Жаклин сжалась и уже хотела обернуться, когда он поднял копну ее волос, которую она успела расчесать. Густая волнистая река растекалась по ее спине, но он собрал ее в горсть, перекинул на грудь и принялся укладывать прядь за прядью, пока они не легли так, как ему хотелось. Отступив, он проверил результат и удовлетворенно кивнул. Теперь волосы частично скрывали ее груди и казались золотыми в свете ламп.

Жаклин хотела что-то сказать, но он обнял ее за талию и прижался сзади. Спиной она чувствовала твердость и тепло его тела и немного расслабилась, но он не дал ей прильнуть к нему.

Продолжая держать ее перед собой, он прижался долгим поцелуем к чувствительному местечку за ухом.

– Расстегни сорочку, – прошептал он. Слова буквально истекали чувственностью. Она улыбнулась, поймала его взгляд в зеркале, подняла руку и высвободила из петли первую пуговицу.

Он, не мигая, наблюдал, как она расстегивает одну пуговицу за другой.

– Распахни ее. Пошире, – резко приказал он, и по спине Жаклин прошел озноб. Продолжая смотреть на свое отражение, она вцепилась в края сорочки и медленно развела их. Обнажила груди, полные, упругие, уже напряженные.

Он рассматривал ее обнаженную плоть пристально, с ленивым одобрением. Под этим откровенно мужским взглядом ее соски свернулись тугими бутонами.

Джерард выпрямился, поднял голову, осторожно снял с ее плеч сорочку и высвободил ее руки из рукавов.

– Обопрись на край стола.