Правда о «СМЕРШ»
Шрифт:
На меня испытания, сам взрыв произвели тягостное впечатление. Применение подобного оружия в войне ужасно и приведет к непоправимым результатам. Об этом словно говорит нам сама природа.
А вот как вспоминал это событие Г. К. Жуков: «Когда я увидел атомный взрыв, осмотрел местность и технику после взрыва, посмотрел несколько раз киноленту, запечатлевшую до мельчайших подробностей все то, что произошло в результате взрыва атомной бомбы, я пришел к убеждению, что войну с применением ядерного оружия ни при каких обстоятельствах вести не следует… Но мне было ясно и другое:
До Тоцких учений атомная бомба уже была неоднократно испытана — на Семипалатинском полигоне, на Новой Земле. Учения в Тоцком были призваны оценить влияние земного рельефа на характеристики ударной волны, светового и теплового излучения, проникающей радиации. Большинство этих задач было успешно решено в процессе учений и при подведении их итогов.
Бомба была взорвана на высоте порядка 350 метров. Облет столба взрыва совершил Герой Советского Союза майор К. М. Трещев на истребителе Ми Г-17, несшем записывающую аппаратуру.
Передовые части наступающих войск выдвинулись к эпицентру взрыва через 2–4 часа. Маршевые подразделения прошли недалеко от эпицентра, солдаты и офицеры были соответствующим образом экипированы и получили незначительные дозы облучения.
Учения на Тоцком полигоне.
Нераскрытые подробности учений стали предметом настойчивых полулитературных спекуляций. Некий Бунич в книге «Операция «Гроза» даже подсчитал, что из 40 тысяч военнослужащих, брошенных на Тоцкий полигон, тридцать тысяч быстро умерли «от ожогов и радиации», а десять тысяч стали инвалидами. Ни одна из этих цифр и близко не соответствует действительности — от числа участников учений до числа потерь.
Замечу, что в Соединенных Штатах в 1951–1956 годах были проведены восемь армейских и флотских учений с осуществлением реальных ядерных взрывов.
В поселке Тоцкое, находящемся в 30 километрах от эпицентра взрыва, местные жители попросили оставить у домов своих представителей-добровольцев — 10 человек. Один из них, старожил здешних мест, уважаемый в поселке человек Дмитрий Артемович Панин, участник и инвалид Великой Отечественной войны, видел взрыв, благополучно пережил его и умер там же, в Тоцком, в 1992 году в возрасте 83 лет.
Я лично вместе с руководством был в эпицентре взрыва минут 20. Наверное, какую-то дозу я хватил, но небольшую. Я жив, здоров, мне уже 88 лет. Правда, некоторая патология обнаруживается в щитовидной железе. Но никакого лечения она не требует.
В Прибалтике
В самом конце 50-х годов мне довелось небольшое время прослужить в Прибалтике, где я был начальником Особого отдела по Прибалтийскому военному округу. По насыщенности войсками округ был очень большой: одна 11-я армия, дислоцированная в Калининграде, насчитывала в своем составе 8 дивизий, большинство из которых было полного состава. В составе армии находилась знаменитая Пролетарская дивизия,
Во время моего пребывания в округе пришло решение высших инстанций о сокращении Вооруженных сил СССР на 1 миллион 200 тысяч человек. В связи с этим началась активная работа по ликвидации ряда частей и увольнению людей из армии. Соответственно проходила работа и по увольнению офицеров особых отделов. Старались увольнять тех, у кого была относительно большая выслуга, а возраст позволял им получать пенсию. Под эти ограничения, как правило, подпадали самые честные, опытные работники, прошедшие войну. Буквально со слезами на глазах приходилось их вызывать к себе и объявлять об увольнении. Многие воспринимали эти обстоятельства как большую личную трагедию.
Запомнился связанный с увольнениями случай. Предстояло сократить начальника особого отдела одной из двух дивизий. Кого — должен был решить я. Особый отдел одной дивизии возглавлял Герой Советского Союза подполковник ИЛ. Герасимов — заслуженный боевой офицер, получивший высокое звание за героические бои под Сталинградом, пользовавшийся авторитетом среди офицеров. Другой Особый отдел возглавлял майор Судзиловский — человек нервный, требовательный к окружающим, но не к себе, по характеру, я бы даже сказал, — нахальный.
Когда я вызвал Судзиловского и в мягкой форме рассказал ему о сложившейся ситуации, он стал неожиданно резок и, амплитудно помахав у меня перед носом пальцем, заявил:
— Ничего у вас не выйдет, ничего!
Меня подобное поведение вывело из себя, и, перейдя на жесткий официальный тон, я объявил ему об увольнении.
Через неделю, после заседания Военного совета в Риге, ко мне подошел 1-й секретарь ЦК Коммунистической партии Литвы, в годы войны командир республиканского штаба партизанского движения, член ЦК КПСС, впоследствии Герой Социалистического Труда, член партии с 1920 года — А. Ю. Снечкус и задал мне вопрос о судьбе Судзиловского, предлагая не увольнять его. Я внимательно его выслушал и возразил:
— С большим уважением отношусь к вашему мнению, но работник этот работает неважно, имеет характер нахальный, спористый, что недопустимо для оперработника, и если придется уволить И. Герасимова вместо него, то оперсостав меня просто не поймет.
А. Снечкус взглянул на меня с удивлением и сказал:
— Спасибо! Редко столь решительно не соглашаются с моим мнением, но ваши доводы показались мне убедительными.
Он протянул мне руку и добавил:
— Приглашаю вас на открытие ГРЭС в Каунасе, это будет незабываемое событие.
Я поблагодарил товарища Снечкуса, обещал непременно быть, и мы расстались.
К сожалению, загруженный делами, я не смог быть на открытии ГРЭС.
По этому поводу мне звонил Председатель КГБ Литвы Рандикявичус и, зная о моей загруженности, мягко журил меня за неявку. Он сказал, что А. Снечкус ждал моего прибытия и спрашивал: «Почему его нет?»
В то же время на территории округа развернулись громадные работы по строительству ракетных площадок. Работы эти, как правило, велись в глухих местах, покрытых густым лесом.