Правда о священнике Гапоне
Шрифт:
«Иудейская клика ругает меня предателем, провокатором, вором, — сказал ему Гапон. — Пусть докажут с документами в руках, кого я предал, что украл?! Теперь, по сговору, образовали комиссию Грибовского для Третейского суда. Она должна изображать прокуроров. Они хотят составить против меня обвинительный акт, взять на себя ответственность за выставляемые обвинения. А материала нет. Нету! Да, я имел сношения с правительственными чиновниками для пользы народного дела. Со мной были свидетели из рабочих. Никакого секрета я из этого не делал. Да какие там секреты я мог выдать,
Гапон отказался ехать на встречу. И мы бы никогда не узнали имени убийцы — Рутенберга, если бы не одно но! Полиция следила за Рутенбергом, и в Департаменте полиции были донесения филеров. Именно это обстоятельство вынудило Рутенберга признать это жестокое преступление. Но признание он сделал за границей, когда уже был в недосягаемости для российского суда.
У Рутенберга был план. Обманным образом посадить Гапона в повозку, в пути следования наемные убийцы закалывают его ножом, а тело бросают в глубокий снег. Убитого найдут только весной, а тогда убийц ищи-свищи.
1 марта все было готово. «Извозчики» были наняты и приехали к дому, где жил Гапон. Несмотря на категорическое возражение жены, он надел шубу, сунул в карман заряженный пистолет и сел в санки. Как только отъехали от дачи, «извозчики» узнали свою будущую жертву и категорически отказались везти его дальше. Рутенберг нашел других убийц. К даче подъезжал он 5 и 10 марта. На этот раз жена Гапона Мария воспротивилась и не позволила мужу ехать в лес. Заподозрив неладное, она отвезла Гапона в Петербург.
Враги Гапона меняют тактику. Они снимают дачу в Озерках на подставное лицо. Как мы видим, не Гапон преследовал Рутенберга, а Рутенберг Гапона.
Известна записка Гапона Рутенбергу, опубликованная позже самим Рутенбергом:
«Ты сам вертишь и виноват в канители. Сегодня непременно надо видеться или завтра для дела, и тогда все будет хорошо. Ведь мы предположили с тобой так, невыгодно менять. Место — ресторан Кюба. Время или сегодня (понед.) 10 час. вечера, если завтра, то 7 час. вечера. Повторяю, ты должен видеться со мной и тем господином здесь в городе».
Если записка подлинная, то из текста видно, что Рутенберг вытаскивает Гапона за город, где уже подготовлено место для убийства.
Рутенберг назвал якобы предлагаемые ему Гапоном в 1908 году двадцать пять тысяч рублей после того, как был разоблачен Евно Азеф, который получал в охранке крупные гонорары. Кто знаком с финансовыми документами Департамента полиции России, знает, как бережно расходовали деньги жандармы на розыскные мероприятия. Даже на такие суммы, как 30 рублей в месяц, требовалась санкция товарища министра внутренних дел. Гапон не имел никакого отношения к выплате денег тайным агентам за оказание помощи охранке. Никогда никому из тайных осведомителей охранки не выплачивали таких сумм.
И потом, за что Рутенбергу нужно платить огромный гонорар? Он в партии эсеров занимал очень скромное положение, к планам ЦК не допускался, тем более не мог предотвращать террористические акты. За границей Гапон познакомился с Азефом, Черновым,
Рутенберг позже утверждал, что Гапон его хотел свести с одним из руководителей охранки Рачковским. Он не знал, что Рачковский к этому времени занимал в охранке скромную должность. (Сионистские круги приписывают Рачковскому изготовление «Протоколов сионских мудрецов», также забывая, что к тому времени он не имел ни материальных, ни организационных возможностей.)
Убийство Гапона до сих пор тщательно скрывается. За попытку узнать правду отправляли в тюрьму даже в 70-е годы XX века.
В книге «Провокатор и террор» (Тула, 1927) Л. Дейч писал, что он знает всех участников убийства Гапона и даже с одним из них подробно разговаривал о деталях дела:
«…Так как многие сомневались в верности его сообщения о предательстве Гапона, то Рутенберг предложил некоторым присутствовать незаметно при его беседе с бывшим священником. Трое рабочих выразили на это свое согласие. В установленном месте в сумерках 28 марта (10 апреля) Гапон приехал в Озерки. Встретив его на станции, Рутенберг привел Гапона на дачу, где в одной из комнат уже поместились трое рабочих.
По рассказу Рутенберга, Гапон, думая, что они одни и никто их не может услышать, стал цинично откровенен. Он стал подробно доказывать Рутенбергу, что он должен открыть Рачковскому подготовляющийся террористический акт, что 25 000 рублей большие деньги, и если из-за этого покушения погибнут участники, то это не беда — „где лес рубят, там щепки летят“.
Долго говорил Гапон, всячески стараясь убедить Рутенберга „перестать тянуть канитель“, бросить сомнения, положиться на обещание Рачковского, который „вполне порядочный человек“ и сдержит свое обещание.
Как подробно рассказал мне недавно самый молодой из слышавших эту беседу рабочих, назову его Степаном, их страшно томил этот казавшийся им неимоверно долгим спор Гапона с Рутенбергом. Для них давно уже вполне выяснилась возмутительная роль Гапона, и они хотели бы уже выйти из засады, но Рутенберг все не открывал двери…
— Среди нас был молотобоец Павел (ввиду желания Степана я употребляю вымышленные имена, но он называл мне их подлинные имена и фамилии. — Л.Д.) — высокий, жилистый парень. Он лично знал Гапона. „А вот ты каков!“ — воскликнул он и бросился на Гапона.
Тот стал на колени, начал просить: „Товарищи, братцы, не верьте тому, что слышали. Я по-прежнему за вас, у меня своя идея и пр.“, — всего не припомню, что он нам говорил и мы ему говорили.
„Такое было состояние, что невозможно передать: скверная вещь убивать, хотя бы изменника. Не хочется вспоминать. Никогда никому не рассказываю этого дела. Вот только вам пришлось“, — сказал Степан.
Голос и выражение его лица вполне подтверждали, что ему действительно неприятно вспоминать последовавшую затем ужасную сцену, которую, после небольшой паузы, он все же, хотя и лаконично, передал.