Правда вопросов и неправда ответов: Г. Флоровский и евразийцы о русской революции 1917 года
Шрифт:
Следствием преобразований Петра станет и рождение отечественной интеллигенции, которая так же, как и правящая элита, стала "отпрыском того класса технических работников, который был подобран для государственной надобности Великим преобразователем" [6: с. 455]. Культурно-бытовой уклад России оказался разорванным, какие бы ни были недостатки и грехи допетровской Руси (а их было достаточно), но в ней всегда сохранялось единство национального организма. Преобразования Петра носили утилитарно-прикладной характер, при котором результат европейской культуры, ее достижения принимаются, но без внимания к ее истории, без учета ее эволюционных этапов, не рассматривая ее сложного культурного многообразия. В результате Россия получает "культуру без стержня" [6: с.155], а сама "европеизация оказалась равнозначной денационализации" [6: с.154]. Таким образом, отказавшись от своего кафтана, чужой костюм мы взяли без примерки.
После первых публикаций в 1921-1923 гг. в евразийских сборниках, Г. Флоровский постепенно отдаляется от этого течения. Появляются его критические замечания по евразийской идеологии. Но еще до критики, в его работах уже прослеживается важная мысль, которая изначально противоречит одному из важнейших постулатов евразийской доктрины: оценка и оправдание революции. И вот здесь наметилось расхождение Флоровского с евразийцами. Понять, принять революцию как сверившийся факт - да, но признать свершившийся факт русской революции как историческую необходимость, благодаря которой возможно возрождение страны, возвращение к своим истокам и своей культуре, т.е. фактически оправдывая все те трагические события, свершившиеся в России, - с этим Флоровский согласиться никак не мог. Большая опасность, считает он, заключается в том, что можно "легко соскользнуть из исторической дедукцию в моральную диалектику" [6: с. 144], прийти к "нравственной необходимости" [6: с. 144]. Это очень важный момент в его рассуждениях. Разделяя "факт" и "ценность", философ пишет о том, что принять факт, совсем не значит его оправдать. "Признание метафизической необходимости зла и его оправдание на том основании, что кровавым и насильственным путем достигается высшая справедливость" [6: с. 145] - это большое заблуждение, с которым философ согласиться никак не может. Есть нравственный закон, считает он, и есть "Суд истории" - эти две категории, по словам мыслителя, находятся в разных плоскостях. К сожалению, евразийцы не смогут обойти эту опасность, о которой предостерегал Георгий Флоровский.
В 1928 г. Флоровский окончательно обозначит свою позицию относительно евразийства. Он критикует геополитический монизм евразийства, в основе которого лежит географический фактор (в евразийском понимании - месторазвитие), ставший определяющим в евразийской идеологии. Критикует Флоровский и саму идеологию, как очередной продукт рационального подхода теперь уже в евразийском движении. Отмечая эволюцию евразийских идей от культурно-философских к общественно-политическим, о. Георгий пишет в статье "Евразийский соблазн" о "правде вопросов и неправде ответов" евразийства [6: с. 311]. Вопросы были сформулированы верно, но ответы, которые прозвучали в этом новом направлении русской мысли, свели на "нет" всю духовную проблематику евразийства. Эта статья, вышедшая в 1928 г. подводит итог, ставит точку в евразийской "деятельности" Флоровского, она и начинается со слов о том, что "судьба евразийства - история духовной неудачи" [6: с. 311].
Если "правда вопросов" объединила евразийцев, то "правда ответов" их развела. "Правда ответов" - в понимании Флоровского это интерпретация понятия "традиция". Это те смыслы и ценности, которые определяют код культуры, и которые послужат главным водоразделом между евразийцами и Флоровским.
Прежде чем говорить о понятии, необходимо договориться, что мы имеем в виду, какой смысл вкладываем, произнося это понятие. Флоровский начинает свое рассуждение с определения "традиция", разделив это понятие на два: собственно "традиция" и "быт". Истоки формирования понятий "традиция" и "быт" можно определить, исходя из противопоставления рационального (человеческого) и божественного познания исторического прошлого. Рациональное восприятие традиции характеризуется любой формой детерминизма: географического, социально-политического, экономического, религиозного, интеллектуального. Ему противостоит Божественное или мистическое преломление традиции, которое означает свободу творческого духа человека в лоне церковного мировоззрения. Поэтому "быт" - это устоявшиеся нормы культуры, "это застывшая культура, воплощенные идеи, - воплощенные и оттого потерявшие свою собственную жизнь, свой самостоятельный ритм" [6. с. 93-94].
"Быт" - это производная человеческого или рационального познания исторической реальности. В отличие от "быта", "традиция" в культуре всегда основана на самосознании, на личном творчестве, на свободном осмыслении и преломлении мистического чувства. "Продолжает культурное преемство только тот, кто его обновляет, кто претворяет предания в свою собственность, в неотъемлемый элемент своего личного бытия, и как бы создает его вновь" [6: с. 93]. Поэтому не быт определяет духовный рост нации, не
Такой подход к определению Флоровского к традиции очень важен. Фактически мы видим не просто ссылку на религиозную (православную) культурную традицию, а два варианта ее интерпретации.
В русском религиозном возрождении, начало которого обычно связывают с возникновения славянофильства (первые попытки после петровских реформ формирования национального самосознания), и имеющимся продолжением в виде культурно-философской традиции Серебряного века, не было единства. Не было единой школы или единого направления в религиозно-культурной жизни русской эмиграции в 1920-1930-гг. Его не было и в религиозно-философской среде русского зарубежья вообще, и в частности, среди православных, религиозных кружков Парижа, в так называемом "парижском богословии" [3: с. 56]. Об этом писал А. Шмеман, отмечая особенности творчества Флоровского как мыслителя и богослова: "схематично говоря, следует различать два главных потока или два различных типа богословствования. Один из них уходил корнями в традицию русской религиозно-философской мысли XIX в., которая... являлась ответвлением определенной западной традиции, главным образом немецкого идеализма...На противоположном полюсе фактически в одиночестве - Георгий Флоровский" [3: с. 56-57], который выступал за изучение греко-византийской традиции, считая ее главным и определяющим началом в русской культуре. Флоровский "избрал краеугольным камнем православного возрождения не ту или иную традицию философии Нового времени, но Священное предание Церкви. Он звал возвратиться ... к тому священному эллинизму... русские достижения необходимо подвергнуть пересмотру и переоценке в свете греческого наследия, от которого...русская мысль слишком долго была оторвана из-за западных влияний" [3: с. 57].
Как было уже сказано выше - в евразийстве о. Георгий только заявил о себе как оригинальном мыслитель. Его статьи станут прологом в богословско-философском творчестве, которое в дальнейшем уже не будет связано с евразийской доктриной. В своей работе "Пути русского богословия (1936 г.), которая по содержанию, собранным фактам, необычной концепции стала оригинальным изданием по истории русской мысли, им исследованы эволюционные этапы русского богословия и философии, показана система духовного и академического образования в России. "Пути" Г. Флоровского - это история того, как одни западные идеи принимались русской элитой, а другие отвергались, показан религиозный и философский опыт формирования мировоззренческих установок у образованной части русского общества.
Книга стала уникальным исследованием, которое обращает нас к тем вопросам, которые были сформулированы еще в самом начале евразийской деятельности Флоровского - об идейных предпосылки русской революции. Философ не просто суммирует все критические, известные ему идеи, факты, размышления о влиянии западноевропейской культуры на отечественную. За видимыми проявлениями этого культурного влияния, он рассматривает истоки этих идей, их включение в общий социокультурный контекст страны. Раскрывая историю русской мысли, Флоровский показывает, как происходит формирование общественного сознания, в котором появляются две доминанты: либо культ государственности, либо утопия идеального общественного устройства.
Литература
1. Алексеев ГАРФ, ф.5783, оп.1, д.191, л.11
2. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. 640 с.
3. Блейн Э. Жизнеописание отца Георгия // Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ/ Общ. ред. Ю.П. Сенокосова. М.: АО Издательская группа "Прогресс" - "Культура", 1995. 416 с.
4. Раев М. Соблазны и разрывы: Георгий Флоровский как историк русской мысли // Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ/ Общ. ред. Ю.П. Сенокосова. М.: АО Издательская группа "Прогресс" - "Культура", 1995. 416 с.
5. Сувчинский П.П. Идеи и методы / Евразийский временник. Кн. 4, 1925. Берлин. С.24-65.
6. Флоровский Г.В. Из прошлого русской мысли. М., 1998.432 с.