Правдивый ложью

Елманов Валерий Иванович

– Заметь, Петр Федорович, что, не глядя на всю твою родовитость, – взял я тон потише и помиролюбивее, – орать на тебя все равно себе не позволяю, ибо ценю не древность и не заслуги пращуров, а того, кто стоит передо мной, его ум, отвагу и ратное художество.

Словом, угомонил я его, а потом, уже в пути, разговорил – не ехать же нам молча.

И первый вопрос, который чуть язвительно задал мне Басманов, не боюсь ли я ехать. Мол, уж больно на меня злобствуют бояре из окружения государя,

причем все.

– Конечно, пока ты под защитой Дмитрия Иоанновича, – поспешил добавить он, – то страшиться нечего, а так я бы опаску на твоем месте поимел.

– И отчего ж они на меня все озлобились? – осведомился я. – Вроде бы зла никому не сделал, на высокие места в Думе не лез. Да ты и сам видел – я и тебе уступил ближнее к царевичу, когда мы сидели в Грановитой.

Объяснение прозвучало весьма просто.

Оказывается, на Руси уже давно не принято поступать так, как поступил я, то есть вмешивать народ в свои междоусобицы, не говоря уж о том, чтоб допускать его до расправы.

Иное дело – пакостить, или, если деликатно, то местничаться, а если попросту, то стучать царю друг на друга.

Это допустимо, хотя и тут есть определенные неписаные правила. Например, доносы и кляузы должны быть строго разделены: мужики доносят на мужиков, бабы на баб.

К примеру, когда князь Дмитрий Пожарский стучал на князя Бориса Лыкова, то его мать, Мария, ябедничала на другую Марию, мать Лыкова. Ну и сами Лыковы тоже не оставались в долгу.

А вот я нарушил все правила, бросив «на съедение простецам», как выразился Петр Федорович, бояр и князей Рубца-Мосальского, но особенно Бельского и Голицына.

– Василий Васильевич – из начальных, – скупо пояснил Басманов, – а ты его уже тем унизил, что на одну веревку с Сутуповым посадил. О прочем и вовсе умалчиваю.

– А по мне, так и вовсе раздавить это местничество надо бы. Кроме вреда, я в нем ничего хорошего не вижу, – не удержался я от комментария.

Легкая насмешливая улыбка скользнула по лицу Басманова.

– На эдакое даже Иоанн Васильевич не решился. Оную гору сваливать опасно. Начнешь трясти, такие камни полетят – весь лик в кровь иссекут.

– А мы с тобой пороху подложим, фитилек запалим, а сами в сторону, – предложил я.

– Мы? – удивленно переспросил он.

– А что? Поджилки затряслись? – улыбнулся я.

– Да нет, – пожал плечами он, – токмо ежели оная гора и рухнет, то и нас с тобой придавит.

– А может, и не придавит, – возразил я. – Тут ведь как взрывать. Если с умом, исподволь да не спеша, глядишь, и пронесет.

– А с умом – это как? – поинтересовался он.

– А так, что не мы, а народ их задавит, – пояснил я.

– Сызнова народ, – поморщился он.

– Не абы какой, не голытьба, – поправил я. – Из тех,

кому тоже прав хочется. А где их взять? У царя? Жалко, да и не пойдет он на такое. Зато если предложить ему перераспределить их, то есть частично забрать у князей, которые Рюриковичи, да отдать народу, может и согласиться. Ты про английское правление слыхал? Там у них…

Растолковав ему про палату лордов и палату общин, я стал вычерчивать аналог той же системы на Руси, как он мне представлялся.

Вначале созываются лучшие выборные мужи, которые три-четыре раза в год съезжаются судить да рядить о своих делах, предлагать царю всякие улучшения и прочее. Можно будет назвать эти сборы Малой Думой, чтоб раньше времени не насторожились бояре, заседающие в Великой Думе.

А уж потом издается царский указ.

С виду он невинный – пустяк, да и только. Мол, если Малая Дума предложит, а Великая с ней не согласится, то, чтобы не было разногласий, соединить их и решить все спорные вопросы соборно, простым большинством голосов.

– А отчего ты мыслишь, что верх будет за Малой Думой?

– Так ведь если простым большинством, то любой голос за один идет, что купца, что старосты земского, что боярина, – напомнил я. – А теперь вспомни, сколько в Великой Думе людей сидит. Десятка два-три, не больше, так? Получается, Малая Дума попросту задавит численностью.

– А о ратных холопах не подумал? – осведомился Басманов. – Токмо Шуйские их могут столько выставить, что с ними и пяток стрелецких полков не управится. А там и прочие за один встанут.

– Так ведь не сразу мы станем проворачивать это дело. Вначале лишим их этих холопов, а уж тогда…

– Как это лишим? – перебил он. – А они так и послушаются.

– Послушаются, – твердо сказал я. – Особенно если проделать это тоже с хитрецой: сперва провести смотры ратных людей, а до того государю издать особый указ. Мол, коли худо готовы, то вместо людишек, коих боярин не в силах вооружить и усадить на коней, взять с него деньгами…

– Есть уже таковский, – поправил меня Басманов. – Еще… батюшка Дмитрия Иоанновича его издал. Выполняется токмо худо, но…

– Но главное, что есть, – обрадованно подхватил я, – а уж придраться при желании – пара пустяков. Оставим, конечно, для почета, десятка два, но не больше. И так поступим с одним, с другим, с третьим, пока не выбьем все ополчение боярское.

– А меж тем ляхи полезут али свои, – перебил меня Басманов.

– Ты моих людей из полка Стражи Верных видел? – спросил я.

– В деле – нет, уж больно скоро ты их отправил в Москву, – не удержался он от подковырки, но тут же признал: – Стрелять ты их и впрямь обучил знатно. – И пожал плечами. – Так ведь тысяча всего.