Праведники
Шрифт:
После душа Уилл терпеливо и в подробностях пересказал другу все, что с ним случилось. В его изложении события последних нескольких часов казались на редкость неправдоподобными. Даже самому Уиллу. Он походил сейчас на человека, пересказывавшего содержание своего последнего горячечного бреда. Том то хмурился, то скептически хмыкал. Бородатые хасиды, попытка убийства в стоке с ледяной водой, юные девушки с колясками, допрос человека-невидимки, ребе-мессия, запрет на ношение даже ключей и мелочи во время Шаббата… В какой-то момент Том не выдержал и осторожно поинтересовался, точно ли Уилл помнит, что направился от него именно в Краун-Хайтс. Может, он завернул в Ист-Виллидж и отведал
Но наконец он поверил. И едва сдержался, чтоб не сказать: «А разве я тебя не предупреждал, что так и будет, Шерлок Холмс недоделанный?! Это каким же надо быть идиотом, чтобы вот так сразу, без всякой подготовки, лезть в самое логово врага?»
Уилл читал все это во взгляде друга, но не обижался. У него не было на это времени. Он очень рассчитывал, что Том поможет ему во всем разобраться. Особенно в словах Ицхака о его работе и в ребе — об «очень древней истории», о «спасительной миссии» и четырех оставшихся в запасе днях.
— Уилл, — тихо произнес Том, прерывая затянувшееся повествование друга. Точнее, он хотел его прервать, но Уилл не расслышал. — Уилл! Да заткнись же ты хоть на секунду!
Уилл замолчал.
— Все это слишком серьезно и требует к себе столь же серьезного отношения.
— Ты это к чему? Полицию не предлагай.
— Почему?
— Думаешь, я сам не хотел сразу же отправиться в полицию? Ты даже не представляешь, как сильно мне хотелось сделать это в тот момент, когда меня топили! Но это риск, а я не могу себе позволить рисковать. Ты не видел этих людей, Том. Они действительно готовы были убить меня из-за одного только подозрения. А когда увидели, что на мне нет прослушки, и поняли, что я не еврей, захотели убить меня еще сильнее. Чудо, что я выжил, понимаешь, чудо! Этот их ребе совершенно спокойно, можно сказать научно, обосновал необходимость моего убийства! Эта его теория… пекуа… или как там… Это тебе она кажется смешной, а мне тогда было не до смеха! Она всерьез оправдывает убийство людей во имя спасения душ других людей. Бред! Нонсенс! Но он так сказал, и, знаешь, я ему поверил! Когда отдышался, когда меня вывернуло наизнанку той водой, я ему поверил! Поэтому полицию мне не предлагай. Это их самое строгое требование — никаких властей! Они четко дали понять: если я обращусь в полицию, за жизнь Бет нельзя будет дать ни цента! Это серьезные ребята, Том, они шутить не будут.
— Хорошо, убедил. Но все равно нам нужна квалифицированная помощь.
— Например?
— Нам нужна помощь человека, который во всем этом разбирается.
— Не понял.
— Нам нужна помощь правоверного иудея. Человека, для которого все эти их религиозные словечки не пустой звук. Нам без него не обойтись. Я вычислил тебе их электронный адрес, но чем все закончилось? И в любом случае что я могу вычислить еще? В конце концов, я не знаю иврита!
Уилл задумался и признал правоту друга. Действительно, европейцу не дано понять китайца, а китайцу — южноафриканского зулуса. Английское воспитание и образование, полученные Уиллом, были в этом деле далеко не лучшими помощниками. Вооруженный ими, он поперся в Краун-Хайтс с открытым забралом, на ходу придумав дешевую легенду. И получил сполна. Спасибо еще, что остался жив. А много ли он узнал и понял за время своего визита?
— Ты прав.
— Как насчет Жоэля?
— Кауфмана?
Они вместе учились в Колумбийском университете, причем Жоэль — в одной группе с Уиллом. Сейчас он работает младшим редактором отдела спорта «Ньюсдей».
— Не вариант.
— Почему?
— Жоэль — еврей только по фамилии. Покажи ему Тору или Талмуд, и он решит, что это сборник рождественских
— Этан Гринберг?
— Он в Гонконге, в корпункте «Джорнал».
— Черт… Зато мы в Нью-Йорке… Неужели мы больше не знаем здесь ни одного еврея? Сказать кому — засмеют!
— Я знаю целую дюжину евреев, — возразил Уилл и хмыкнул.
Шварц и Вудстайн не годятся, они коллеги по работе… Кстати, он ведь совсем забыл о том, что он штатный сотрудник «Нью-Йорк таймс» и его никто не отпускал в отпуск. От Хардена пришло несколько писем, но Уилл их даже не открыл. Могут быть неприятности. Но с другой стороны, разве это неприятности?
— Ну и?..
— Я не могу к ним обратиться. Рискованно. И потом, они тоже вряд ли большие знатоки иудаизма. А нам нужен именно такой человек, который собаку на этом съел! — Уилл задумчиво уставился в потолок. — И которому можно верить. Ты знаешь такого человека? Я — нет.
— Я знаю, — буркнул Том.
— Кто?
— Тиша.
— Кто? Это у тебя такие шутки? Ты хочешь попросить Тишу помочь нам спасти Бет?
— Готов выслушать альтернативные предложения.
Уилл откинулся на подушку и вновь уставился в потолок.
Том опять был прав. Тиша была именно тем человеком, которого они искали. Еврейка, умная, умеющая держать язык за зубами и эксперт по всяким иудейским делам. Надо только снять трубку и позвонить ей. И вот это было самым сложным. Ведь они не говорили друг с другом более четырех лет.
А до этого были неразлучны в течение целых девяти месяцев!..
С самого начала учебы в Колумбийском университете и вплоть до того Дня поминовения. Она училась на факультете классической живописи. Уилл влюбился в нее с первого взгляда. Точнее, почувствовал желание. Тиша была заметной фигурой в студенческом городке. С бриллиантовой сережкой в носу, с колечком в пупке и голубой косичкой в копне иссиня-черных волос. Не всякая студентка может выглядеть столь экстравагантно, но Тише это удавалось без всякого труда.
Они стали встречаться на второй день после знакомства, а через три дня уже перебрались в крохотную квартирку на углу 113-й улицы и Амстердам-авеню. Днем они занимались любовью, потом ели китайскую еду, смотрели видео и опять занимались любовью вплоть до самого утра следующего дня.
Внешность была обманчива. Все, кому бросались в глаза ее колечко и голубая косичка, думали про Тишу бог знает что. Что она взбалмошная и легкомысленная девчонка, таскающаяся по клубам и готовая переспать с кем угодно. На самом деле она была совершенно другой. Под внешностью хиппи скрывался острый, необыкновенно расчетливый ум. Дискутировать с Тишей было невозможно, после этих бесед у Уилла всегда болела голова.
Его поражала ее начитанность. Она знала всю литературу — от Гомера до Тургенева — чуть не наизусть. Не было ни одного трактата по истории мировых религий, который она не проштудировала бы лично. Как ни смешно, ее единственным слабым местом была современная массовая культура. Тиша довольно свободно ориентировалась лишь в самых новейших трендах и течениях молодежной культуры, но детские ее воспоминания, казалось, были девственно чисты. Уилла что всегда ставило в тупик. Она не знала элементарных вещей, и видно было, что не притворялась. Смирившись наконец с ее «невежеством», Уилл тихо радовался про себя: все-таки была одна область знаний, в которой он мог дать Тише сто очков вперед! Он цитировал ей культовые мультики своего детства, а она сидела, раскрыв от удивления рот. Он пересказывал ей сюжеты читаных-перечитанных в отрочестве фантастических романов и детективов: имена их героев были у всех на устах, но для Тиши они оказались настоящим откровением.