Праведники
Шрифт:
Внезапно он наткнулся на человека, который не испугался Макрея и не сбежал при виде его раскрытого блокнота. Очевидно, этому мужчине просто нечем было себя занять, и он был рад развлечься общением с репортером. Целых полчаса Уилл терпеливо выслушивал его разглагольствования о жизни в Браунсвилле и всех здешних происшествиях — крупных и мелких. Очевидно, новый знакомый полагал, что его «интервью» вполне заслуживает того, чтобы его поместили на первой полосе.
— Уверяю тебя, дружище, что тебе захочется написать об этом в своей газете! — то и дело повторял он, хватая Уилла
— Так все-таки что насчет Говарда Макрея? — ловко ввернул Уилл свой вопрос во время паузы, которую его собеседник наконец сделал после того, как рассказал о позорном отсутствии какого бы то ни было муниципального транспорта в Браунсвилле.
Как на грех, оказалось, что сам он не очень хорошо знал Макрея. Точнее, почти совсем не знал. Зато мог указать на тех, кто был с Говардом на короткой ноге. Следующие полтора часа они поочередно обходили всех этих людей, и говорливый бродяга каждый раз представлял Уилла суровой и лаконичной фразой:
— Это свои.
Наконец в голове Уилла стал складываться более или менее цельный образ погибшего. Макрей был, если можно так выразиться, лучшим из худших. Бордель его содержался в образцовом порядке и функционировал бесперебойно на протяжении многих лет. Все в округе — бандиты, мелкие наркодельцы и их родственники — относились к нему чуть ли не с уважением.
Очевидно, сутенер из него вышел высокого класса. Он настолько пекся о собственном заведении, что регулярно сдавал постельное белье и одежду «девочек» в местную прачечную. Уилл заглянул и в сам бордель, осмотрелся там как следует. Оказалось, что заведение выглядело вовсе не так отталкивающе, как он вначале думал. Скорее оно походило на небольшую провинциальную больницу. Везде царил почти идеальный порядок. В холле даже стоял автомат с чистой питьевой водой. Говард гордился своим заведением, считал себя здесь царем и богом. Уилл выяснил, что иногда по вечерам он устраивал здесь этакие «семейные дискотеки» — с громкой музыкой и танцами.
Удалось ему побеседовать и с «девочками».
— Я могу повторить лишь те, что вы уже, наверно, слышали, сэр. Он был продавцом. Хорошим продавцом. Он продавал нас, платил нам за это, а остальное забирал себе.
Но лишь к вечеру Уилл наконец наткнулся на человека, которого искал весь день, — на того, кто искренне скорбел о гибели Макрея…
Он узнал, где находится похоронная контора, куда должны были вот-вот передать тело из полицейского морга, вернулся в машину и дал таксисту адрес. Здание конторы и само местное кладбище даже в сравнении со всем остальным Браунсвиллом производили на редкость гнетущее впечатление. Наверно, именно в таких местах и лежат многочисленные участники и жертвы нью-йоркских уличных разборок.
На месте оказалась только секретарша. Молоденькая негритянка с длиннющими полированными ногтями, выглядевшими на общем фоне удивительно неуместно и даже нелепо.
Он спросил, заказывал ли кто-нибудь похороны Макрея. Может быть, родственники? Нет, никто не заказывал. И вообще у секретарши было такое ощущение, что Макрей не обзавелся за свою жизнь семьей как таковой. Но Уилл не сдавался. Он
— Неужели вообще никто не звонил вам в связи с гибелью мистера Макрея?
— Ой да! Господи, чуть не забыла! — вдруг всполошилась девушка.
«Ну наконец-то…»
Оказалось, что днем звонила какая-то женщина. Хотела уточнить дату и время похорон. Собиралась прийти отдать Макрею последние почести. Порывшись у себя на столе, секретарша даже отыскала бумажку с номером звонившей. Уилл без долгих церемоний забрал записку и набрал номер. Когда на другом конце провода сняли трубку, он сказал, что звонит из похоронной конторы и хотел бы встретиться — «кое-что обсудить в связи с кончиной мистера Макрея».
— Приезжайте, — ответила женщина.
В такси Уилл отстучал короткое электронное послание Бет. У них так было заведено: днем, когда Бет сидит на работе за компьютером, Уилл связывался с ней по электронной почте, в остальное время бросал эсэмэски.
«Срочно нужна твоя помощь как психолога. Еду интервьюировать женщину, которая лично знала убитого. Сказал ей, что работаю в похоронной конторе. Но при встрече придется раскрыть карты. Как бы это сделать так, чтобы она не обиделась и не вышвырнула меня вон? Придумай что-нибудь! Через пять минут я уже подъеду к ее дому. Целую».
Уилл долго ждал, тупо уставившись на экран карманного компьютера. Но Бет так и не ответила.
В нужную дверь Уилл постучал, когда на Браунсвилл уже опустились сумерки. В распахнутом окне второго этажа показалась голова женщины. «Чуть за сорок, — машинально отметил про себя Уилл. — Темнокожая. Брюнетка. Красивая. Интересно, чем она выпрямляет волосы?»
— Спускаюсь!
Женщина представилась Летишей. Фамилию не назвала.
— Вынужден сразу извиниться перед вами, Летиша. Меня зовут Уилл Монро, и я…
Уилл довольно сбивчиво принялся объяснять ей, почему ему пришлось соврать насчет похоронной конторы, что он вообще здесь делает и как сильно ему не хочется подводить положившегося на него редактора. Летиша терпеливо слушала. На лице ее не было ни тени недовольства или раздражения. Наконец Уилл добрался до эффектной, как он думал, концовки своего монолога:
— Послушайте, Летиша, возможно, это наша единственная возможность узнать правду о гибели Говарда Макрея. Будет несправедливо по отношению к его памяти, если мы эту возможность упустим.
Эффектная концовка, в сущности, не требовалась. Летиша заверила его, что не сердится за обман. И даже рада, что он оказался журналистом. Она проводила его из прихожей в гостиную, сплошь заваленную детскими игрушками.
— Вы его родственница? — запустил пробный шар Уилл.
— Нет. — Она улыбнулась. — Я встретилась с этим человеком всего один раз. Но мне этого хватило.
«Но тебе этого хватило — чудесно! Ну же, продолжай. Печенкой чувствую, что сейчас ты откроешь мне какую-то его страшную тайну. Я не прощу ни тебе, ни себе, если ты этого не сделаешь!»