Правила чужой игры
Шрифт:
– Добрый день.
– А-а… вы. – Павел аккуратно зажег свечи, затушил спичку и положил ее на поднос. – Опять по делу?
– Да.
Настоятель подошел ближе, вздохнул и сложил руки на животе. Вид у него был слегка усталый, глаза смотрели добро, но с видимым напряжением. Приход полицейского его мало радовал.
– Вчера вы озадачили меня. Когда сказали, что родились в христианской стране. Если не секрет, какой?
Я хмыкнул, потер подбородок – вопрос хороший. Не говорить же ему правду. Обидится –
– Это не так важно, настоятель. Давайте лучше поговорим о другом. Вчера мы захватили у вас человека. Это бандит из Зоны. А сегодня может прийти его сообщник. Не исключено, что он зайдет сюда. Надо, чтобы вы ответили ему, что никого не видели. Ни вчера, ни позавчера…
– А потом?
– Что – потом?
– Что вы с ним сделаете?
– Захватим. Это враг.
Священник вздохнул, перевел взгляд в сторону.
– В чем дело, Павел? Что вас смущает?
– Вы ведь захотите что-то у него узнать? И будете бить?
– Не знаю. Как пойдет контакт. Вы жалеете бандитов? Они убивают мирных людей, сжигают живьем, пытают, режут, насилуют. Почему вы их защищаете?
– Я не защищаю. Просто… – Павел в растерянности тер ладони, не зная, как сказать. – Нельзя так с людьми. Даже если они пленники, даже если бандиты.
– Да? – Я взглянул на часы, спорить времени нет. – За что же им такой почет? За то, что у них руки по локоть в крови?
– Но вы – представитель государства – должны быть милосердным.
– Милосердие – поповское слово, – повторил я точь-в-точь слова незабвенного Жеглова. – Быть милосердным к нашкодившему ребенку или к нагрубившему алкашу – одно, а прощать смертельных врагов – не милосердие, а идиотизм. Опасный идиотизм. Потому как враг подобного не оценит. И использует случай убить вас.
Павел промолчал, найти ответ сразу не смог.
– Ладно, прервем пацифистский диспут. Настоятель, я вас очень прошу, если кто-то придет и будет спрашивать – вы ничего не знаете. Никакой агрессии или попыток наставить на путь истинный. Вас подстрахуют мои люди, но все равно – не рискуйте.
– Как подстрахуют? А где они будут?
– Неподалеку. Не волнуйтесь.
Я не стал говорить ему, что в церкви с утра сидят три бойца. Причем один неподалеку от нас слушает разговор. При несомненном уме и здравом смысле настоятель кое в чем был наивен. А мне очень не хотелось подвергать его жизнь опасности. Жаль хорошего человека…
– Да, и еще одно. По поводу тех детей, что ходят на пустырь. Они сюда не заходили?
– Один раз. Месяца два назад. Бродили по двору, заглянули внутрь. Шумели сильно, семечки грызли, ну я и попросил их уйти.
– Ага… Ясно. Что ж, всего доброго. Я еще загляну.
День перевалил за половину, солнце совершало свой марш-бросок по небосклону, прогревая землю хоть и осенними, но все еще теплыми лучами. В легкой, почти невесомой
– Ну шо, начнем, пожалуй?
Тот без слов протянул мне небольшое ведерко, наполовину наполненное ягодами терна. Я взял его, покачал в руке. Отдал радиостанцию, проверил оружие, подпрыгнул пару раз.
– Все. Пошел. Внимательнее здесь.
– Все будет нормально. Сам не рискуй. Ни пуха…
– К черту!
Ягоды были сладкими, сочными и чуть терпковатыми. Язык стало немного вязать. Я вытер рукавом рот, взглянул на ладонь. Кожа потемнела от сока, стала фиолетовой. Последний штрих к картине – сборщик ягод, заплутавший в лесу возле пустыря, ищет дорогу. Набрел на костер, попросил указать путь… Для подростков сойдет. Для шпиона, если он там, не очень. Но выдумывать тонкие ходы и разыгрывать спектакль нет времени. Слопает, чай, не Станиславский. А нет – ствол на поясе, семь патронов, новых, утяжеленных, с большей начальной скоростью.
Голоса я расслышал еще на подходе к развалинам. Смех, гомон, девичий визг, бас парня. Встав на секунду у поваленного дерева, глянул на себя: короткие резиновые сапожки, старые вытертые джинсы, серая футболка и брезентовая ветровка защитного цвета. В руке ведерко. Вроде ничего.
Под ногой треснул тонкий сучок, скрежетнул обломок кирпича. Я перешагнул через торчащий из земли кусок арматуры и заглянул внутрь развалин.
Пламя костра плясало в кирпичном квадрате, над ним висел средних размеров котелок, чуть поодаль на металлическом подносе стояла кастрюля.
Вокруг сидели и лежали девять человек: шесть парней и три девчонки. Кто смотрел на огонь, кто разговаривал. Один из парней сдавал карты, а две девчонки следили за котелком.
Я на миг замер, прикидывая, откуда могли возникнуть еще двое. Вон тот, сидящий на сиденье, вытащенном из машины, – чужой. И тот, в кожаной безрукавке. Оба светловолосые, рослые, среднего телосложения. Приметы подходят, приблизительно так описал шпиона пойманный радист. Когда они успели прийти сюда и как их проворонили мои парни? Или мне просто не успели сообщить?..
Подростков я опознал – их фотографии мне показывали в отделении профилактики. Антон Ломов – русоволосый паренек, высокий, крепкого сложения, Вадим Говорич – пониже приятеля, кудрявый, подвижный мальчишка. Двое – Глеб Жарков и Ратибор Эсмер – чем-то похожи, оба среднего роста, худощавые с острыми чертами лица. И девчонки: Ольга, Светлана, Лада…
У всех не новая, ношеная и многократно стиранная одежда: выцветшие джинсы, ветровки, легкие куртки. На ногах кроссовки, на головах банданы, кепки, надетые козырьком назад.