Правила экстрасенса
Шрифт:
– Не понял. – непонимающе пробормотал Алексей и, подойдя к Лёне, осторожно дотронулся до его руки. Она была теплая.
– Лёнь? Лёня. – Костылёв потеребил Воронцова за плечо.
Лёня медленно открыл глаза, сфокусировал их на гостях, и в следующую секунду вскочил в постели. Миша в ответ на такую реакцию с такой же скоростью отскочил к двери.
– Вы как здесь оказались? Откуда у вас ключи от моей квартиры?
– Нет, Лёнь, это ты как здесь оказался? – сердито крикнул Алексей. Теперь, когда он убедился, что капитан действительно был живой и здоровый, он мог со спокойной душой высказать ему все свои претензии. – Это что, прикол такой был? Если да, то он не смешной!
Лёня принял сидячее положение и поднял вверх руки, показывая, что вполне понимает недовольство коллеги.
– Лёш, это не шутки. Я действительно мертвый был. Ну… то есть не мертвый, а в этом… в летаргическом сне. Я сегодня ночью в морге очнулся. Хорошо, там патологоанатом хороший мужик оказался. Он меня домой отправил, даже денег на такси дал. Я сегодня с утра хотел прямиком к вам идти, рассказать всё. А вот на фига вы сейчас ко мне припёрлись, я не понял.
– Костюм хотели у тебя найти. Сегодня похороны на час дня заказаны. – Леха стесненно замялся. – Всем отделом деньги собирали побыстрее, не хотели, чтоб ты в морге валялся, как ненужный.
«А о нем вспоминать не надо. Ему даже цветочков никто не принесет». – Лёня вспомнил Серегину фразу из сна, и ему вдруг стало не по себе. Он ведь с ними практически не общался, у Григория, майора, которого перевели к ним в отдел полгода назад, вообще даже отчества не знал. А они вон как, не то что цветочки, они…
Внезапно Лёня осознал, что ему нужно было умереть. Хотя бы для того, чтобы понять, что у него, оказывается, все еще были друзья. Воронцов перевел взгляд на Мишку. Тот сидел на краю дивана, наконец поняв, что капитан не представляет никакой потусторонней опасности, и счастливо улыбался старшему по званию.
Смягченный такими неожиданно теплыми чувствами, Воронцов впервые за долгое время искренне рассмеялся:
– Ну, раз такое дело, пойдемте чай пить, гости дорогие. Не знаю, как вы, а я после трех суток в холодильнике бегемота слопать готов.
Глава 2. О том, в каком состоянии нельзя приходить на допрос или Как улетают крыши
Новость о новоявленном Лазаре, конечно, тут же облетела всё РУВД, и кабинет Воронцова в этот день превратился в проходной двор. Мало того, что через каждые десять минут кто-нибудь из только прибывших коллег врывался к ним, чтобы воочию убедиться в правдивости этой сенсации. Так еще и венок с его фотографией, до этого стоящий в холле, торжественно переставил на место чайника-убийцы сам Марчук. Куда при этом опера дели сам чайник, Воронцов так и не смог выяснить и в итоге плюнул на это дело. В конце концов, Лёня-то знал, кто на самом деле был виноват в его увлекательной одиссее по питерским моргам. Поэтому, отправив к Рыбкину курьера с повесткой, капитан распорядился похоронный банкет превратить в праздничный, что, конечно, было встречено дружным одобрением сослуживцев.
Бурно отпраздновав свое воскрешение, Леонид вернулся домой только к часу ночи. Вот только поспать ему все равно не удалось. Всю ночь Лёне снились кошмары. Причем какие-то странные. Он видел маленькую девочку, освещенную ярким светом, затем картина сменялась, и какие-то тени начинали ходить по его квартире, в то время как на столе горела длинная черная свеча, а возле нее лежали фотографии незнакомых ему людей, по которым кругами катался грецкий орех. Причем именно орех, казавшийся самым безобидным участником его сновидений, при каждом воспоминании вызывал у Лёни невероятные приступы головной боли на протяжении всего следующего утра. Выпив аспирина, Лёня заставил себя сконцентрироваться на работе. Тем более, что на часах пробило пятнадцать минут
– Товарищ капитан. – голос у Анатолия Степановича тоже изменился, стал высоким, почти писклявым. – Вызывали?
– Вызывал, Рыбкин. – Лёня указал на стул. – Садитесь.
Фабрикант послушно последовал указанию.
– Ну что, Рыбкин, перейдем сразу к делу?
Тот воодушевленно закивал головой и вытащил из-за пазухи исписанный листок.
– Что это такое? – Воронцов взял бумагу и осмотрел большую красную печать.
– Это дарственная. У меня есть дом на Петроградке, три машины, дорогие, счета в банке, и, конечно, акции фабрики, контрольный пакет. Это все теперь ваше.
Капитан закашлялся от удивления:
– В смысле «мое»? – удивление перешло в возмущение. – То есть, ты, зараза, меня убить хотел, а теперь думаешь, что вот так откупиться сможешь? Да я тебя за решетку упрячу до конца твоих дней!
– Помилуйте, товарищ капитан! Я не от тюрьмы откупиться хочу! Сажайте меня, если вам так угодно! Я хоть сейчас чистосердечное напишу, про всё: и про налоги, и про взятки, и про убийство, и про ваше покушение!
Воронцов удивленно поднял брови:
– А зачем ты тогда мне все отдать собираешься?
В следующий момент Рыбкин сделал то, чего капитан меньше всего ожидал – он упал перед Лёней на колени:
– Прощение мне ваше нужно! Скажите, что простили меня. Только искренне, от души. Пожалуйста, товарищ капитан. Я же ведь не понимал, что творю. Бес попутал. Простите меня!
Фабрикант подполз на коленях к Воронцову и принялся плакаться ему в ноги. «Неужели совесть так замучила?» - подумал Леонид, глядя на страдания подозреваемого. Неожиданно ему стало жалко Рыбкина. Он не мог объяснить почему, но ему вдруг захотелось уменьшить пытки бедолаги. За решетку он все равно сядет. Так пусть хотя бы о покушении никто не знает, может, тогда Анатолий Степанович получит на пару лет меньше. Он поднял фабриканта с колен и сунул документ обратно ему в карман:
– Ладно, так и быть. Не буду никому по чайник говорить. Повезло тебе, что я жив остался. Но чтобы завтра явился в участок по месту жительства с чистосердечным признанием, ты меня понял?
– А прощение, товарищ капитан? Вы меня прощаете?
– Да прощаю, прощаю. Иди.
Рыбкин вздохнул с таким облегчением, как будто в одну секунду сбросил с себя весь свой лишний вес:
– Спасибо, товарищ капитан. Вы, если что – обращайтесь, я всегда помогу.
Леонид не успел удивиться тому, чем это Анатолий Степанович мог помочь ему, находясь за решеткой. Прежде чем фабрикант смог покинуть кабинет, дверь распахнулась, и в комнату вихрем влетел Миша. Отдышавшись, он плюхнулся на стул перед капитаном:
– Леонид Сергеевич, вы не поверите, что я только что узнал!
Воронцов взглянул в угол, где в последний раз видел Рыбкина, но того уже и след простыл.
– Ну что?
– Мне только что позвонили из Петроградки. Сказали, что ваш этот подозреваемый, который зама убил…
– Ну, Рыбкин, и что?
– Он повесился!
Лёня почувствовал, как непривычно ухнуло его сердце.
– Как… повесился?
– Вчера вечером. Видимо, сразу после того, как повестку получил. Прислуга его только сегодня утром нашла.