Правила этой дружбы
Шрифт:
— Мне жаль, — говорю я, решив начать с этого. — Что это случилось с тобой.
Он быстро качает головой.
— Это не твоя вина. И я просто хотел показать тебе, чтобы ты, смогла поверить мне и сказать, откуда у тебя эти шрамы на боку. — Он расцепляет руки, его глаза ищут мои. — Они были похожи на слова.
Я плотно сжимаю губы.
— Они… Они просто… — Я не могу заставить ложь слететь с моих губ.
Это не мое типичное состояние, но это был чертовски травматичный день.
День, который я, возможно, не
— Можешь не говорить, если не хочешь, — мягко говорит он. — Я просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке. Но если ты хочешь поговорить об этом, то знай, что можешь мне доверять.
Доверять? Когда я в последний раз кому-то доверяла? Я даже не могу вспомнить. Но он доверяет мне достаточно, чтобы показать свои шрамы. И он спас меня. Ему, Зею и Джексу не нужно было делать то, что они сделали. И, к сожалению, многие люди были бы вполне довольны, проигнорировав ситуацию. Поверьте мне, у меня достаточно опыта, чтобы знать, что люди предпочитают смотреть в другую сторону, когда происходит нечто подобное.
Итак, дрожащими пальцами, прежде чем успею передумать, я тянусь к своей рубашке и поднимаю ее, выставляя на его обозрение все свои шрамы и свежие раны. Одеяло все еще прикрывает мои ноги, так что один бок скрыт.
Как только воздух касается моей кожи, по телу пробегает дрожь.
— Господи, — шепчет он, протягивая руку и осторожно касаясь моей кожи. Он начинает сверху, прослеживая каждую букву кончиками пальцев, медленно продвигаясь вниз. Добравшись до свежей раны, он останавливается, его взгляд поднимается к моему. — Кто это сделал с тобой? — спрашивает он, впиваясь в меня взглядом.
— Я… — Просто назови его имя, Рейвен. Просто скажи правду хоть раз в своей проклятой жизни. Перестань так его бояться. — Это был мой дядя. — Святое дерьмо, я не могу поверить, что сказала это вслух.
Он не выглядит слишком удивленным.
— Твой дядя сделал это с тобой — шериф сделал это.
Я неуверенно киваю.
— К сожалению, да.
Он смотрит на мои шрамы.
— Он все это сделал один? — Он не убирает руку, держа ее на моих шрамах под рубашкой.
Снова киваю, стараясь не дрожать, когда он касается моих отметин, на этот раз дрожь вызвана не страхом, а непривычностью его прикосновения.
— Он начал это делать много лет назад. Он делает это, когда мои поступки выбешивают его. Хотя, чем старше я становлюсь, тем чаще это происходит. Но может быть потому, что теперь у меня больше неприятностей, чем раньше. — Я вонзаю зубы в нижнюю губу, дрожа. — Не знаю. Он вроде как… увлекается этим, так что, может быть, ему просто нравится это делать.
Он хмурит брови.
— Что именно ты имеешь в виду?
— Что ему, кажется, нравится делать это со мной. — Пожимаю плечами, чувствуя себя немного подавленной из-за этого. — В последний раз,
Он молчит какое-то время, прежде чем заговорить,
— Звучит так же хреново, как с моей мачехой. — Он смотрит на меня со складкой между бровями. — А как же твоя тетя? Она знает?
Я глухо смеюсь.
— Если и так, ей все равно. Поверь мне, она ненавидит меня.
— Извини. — Он заправляет прядь моих волос за ухо. — За все.
— Почему ты извиняешься? — удивляюсь я. — Ты ни в чем не виноват.
В его глазах отражается раскаяние.
— На самом деле виноват. По крайней мере, в том, что тебя сбросили с моста.
Мои брови начинают хмуриться в замешательстве, пока слабое воспоминание не щекочет мой разум. Человек, который затолкал таблетки мне в горло, сказал что-то о Зее, Джексе и Хантере.
— Я помню, как они говорили о вас, ребята, и хотели чего-то от вас… Вот почему они столкнули меня с моста, — говорю я. — Но причину так и не назвали.
— Мы все еще пытаемся понять, что к чему, и полагаем, что речь идет о игре, которую начали некоторые дети из семей, противостоящих друг другу. Но нам все равно нужно разобраться в этом подробнее. — В его глазах появляется чувство вины, когда он протягивает руки и обхватывает мое лицо ладонями. — Мне чертовски жаль, что мы втянули тебя в эту историю, но я клянусь Богом, что мы не допустим, чтобы с тобой что-нибудь случилось снова. Мы защитим тебя. Не только от того, кто это сделал, но и от твоего дяди… Мы… Джекс, Зей и я говорили об этом, и хотим, чтобы ты переехала сюда на некоторое время.
Мои глаза расширяются.
— Что? Нет… Я не могу этого сделать.
Он хмурится.
— Почему нет?
— Потому что… Я не хочу быть обузой, — тихо говорю я. — К тому же, не думаю, что тетя и дядя мне позволят. — Хотя этот факт меня волнует меньше всего.
— Мы придумаем способ убедить их… Джекс, Зей и я можем быть очень убедительными, когда хотим. — Он говорит это таким мрачным, зловещим тоном, что заставляет меня задаться вопросом, не хотят ли они причинить боль дяде.
Не то чтобы меня это действительно волновало. Что это говорит обо мне, я не знаю.
— И ты не будешь обузой. Ты наш друг, и мы хотим — должны защитить тебя от неприятностей, в которые мы тебя втянули. — Он проводит большим пальцем по моей скуле, глядя мне прямо в глаза. — Пожалуйста, позволь нам это сделать.
Я хочу сказать «да». Как я могу, черт возьми, не хотеть этого, однако…
— Может, я могу заплатить или еще что-нибудь, — говорю я. — И быть как соседка по комнате, чтобы я не жила здесь бесплатно.
Уголки его губ кривятся.
— Если это то, чего ты хочешь.