Правила игры
Шрифт:
Тогин выбрался во внешний узкий коридор, соединявший бойницы и балконы (бывшие, а нынче в большинстве обрушившиеся из-за обстрела хуминов). Осторожно, чтобы не задело шальной стрелой, выглянул наружу.
Все как обычно. Лениво постреливают лучники с арбалетчиками, да время от времени пружинисто взлетает в воздух ложка катапульты. Рявкают баллисты, отправляя в полет бревна и камни. Кто-то падает у нас, кто-то падает у них. «Медленная» война. Вон один поскользнулся в масляной луже, неловко взмахнул руками и упал.
Масло в башне закончилось как-то слишком быстро. И смола – тоже. Да и разогревать их до кипения, как выяснилось, не на чем. Смолу ввезли, а дрова не успели. Что-то там не получилось с дровами.
Тогин постоял, посмотрел на эту тягучую, как густеющая кровь, войну. Думать ни о чем не хотелось. Он просто отстегнул упряжь и пустил свои мысли вперед – такое иногда помогает расслабиться. В особенности когда под твоим чутким руководством эти самые мысли завозят в такие дебри, что выть хочется. Волком. Но, как правило, в этих дебрях имеются свои волки. Которые не только воют, но и кусают.
Да, с мальчишкой получилось глупо. Надо бы что-нибудь придумать. Например, услать его вместе с ранеными из башни. Это нам, солдатам, нельзя выходить из башен, но раненым-то зачем здесь страдать? И детям?
Потом мысли с детей как-то сами собой переметнулись на Тэссу: как она там? Жива ли?
Да чего беспокоиться, убеждал себя Шрамник. Она ж не просто рядовая, она же предводительница. Что с ней станется?
Но он-то знал, что именно предводителей и предводительниц стараются «убрать» прежде всего. Тогин вздрогнул и взял поводья в свои руки. Об этом лучше не думать. Иначе сбудется.
Он оставил свой наблюдательный пост и пошел к кабинету Шэддаля. Возможно, собрание уже закончилось?
Шрамник и впрямь подгадал. Офицеры как раз выходили от старэгха, но на сей раз не перешептываясь, что уже само по себе было странным. Они торопились куда-то, и, судя по всему, очень торопились. И при этом старались делать вид, что совершенно не спешат.
Выбрал время, – мрачно подумал Тогин. Но отступаться не хотелось, да и не имел он – если задуматься – такого права: с каждым днем мальчику становилось все хуже. Решился – так уж иди до конца.
И «счастливчик» вошел.
Шэддаль походил на выкуренного из дупла древесного медведя: с виду невелик, а в ярости страшен.
– Да, десятник, да, – сказал он, выслушав все аргументы Тогина. – Ты абсолютно прав. Вот сегодня и отправишься вместе с мальчиком.
– Куда? – не понял Брат.
– Куда хотел. Наружу. Только уж изволь об этом никому не говорить, хорошо?
– Когда? – только и спросил Шрамник.
– Вечером. Даже ночью. После полуночи. Но чтоб к этому времени мальчик был на ногах. Возиться с ним никто не будет.
Это совсем не походило на прежнего Шэддаля, с которым Тогин разговаривал
Конечно, слух все равно прошел. Но говорили о тайно запланированном и потому не разглашаемом даже среди своих плане, согласно которому часть гарнизона в одну из ночей должна будет покинуть башню, выйти и ударить по хуминам. Тогин на подобные рассказы скептически пожимал плечами и удалялся. Он думал, что все обстоит несколько иначе. Поскольку всякая сплетня бывает верной лишь отчасти, да и то лишь в лучшем случае.
/смещение – я снова силюсь прорваться на поверхность реальности, но водоворот повествования затягивает все глубже и глубже…/
Сегодня стемнело чересчур быстро, ночь предательски подкралась, когда ее еще никто не ждал, когда никто еще не был готов. Но к такому трудно быть готовым.
Талигхилл стоял на колокольне, у привычной бойницы, с которой он почти сроднился за последние дни. Сзади сопел, возясь с колоколами, знакомый звонарь; где-то у двери застыл Храррип.
Внизу все уже пришло в движение. Постепенно, отряд за отрядом, людей выводили из башни.
Кроме, разумеется, тех, кого обрекли на смерть.
Кое-кто высказывал опасения, мол, зря правитель поднялся на самый верх – еще, упаси Боги, случится что…
Он только отмахнулся и велел всем заниматься своими делами. Для заботы о жизни Пресветлого существуют-телохранители.
Талигхиллу сегодня хотелось быть нарочито грубым и злым. Словно он желал подтвердить то мнение, которое могло сложиться
/что значит могло?! – сложится/
после сегодняшней ночи в умах простых людей. Правитель-предатель. Злой, расчетливый, холодный. Безразличный.
Как-то, когда он вот так же стоял у бойницы и всматривался в происходящее внизу, кто-то из звонарей произнес – тихо, чтобы не услышал правитель: «Мальчишки, верно, позже станут играть в эту войну, понарошку убивая друг друга. А мы вот – не понарошку».
Теперь Пресветлый с горечью думал, что, играя в «Ущелье Крина», пацаны обязательно будут играть и в него. Вот только решать, кто же будет «Талигхиллом-Убийцей», придется жребию – какой же мальчишка согласится по собственной воле быть злодеем?..
Выползла на небо и сонно смотрела на мир круглая блед-нощекая луна. Хумины у подножия башни жгли костры и мирно переговаривались между собой; где-то звучал хриплый смех.
Пора, – подумал Талигхилл. – Пора. В конце концов, эту настойку приготовил я сам, так что и пьянеть буду в гордом одиночестве. Пора, иначе вылакают без меня.
В гулком зале, связывающем помещения башни с двумя подземными коридорами, тихо (насколько это было возможно) и деловито сновали люди. Он отыскал взглядом Хранителя Лумвэя и подошел к нему: