Правила счастья
Шрифт:
– Бруно сказал, что он не носит часов, – объявила Лидия, спрятав наконец телефон в сумочку. – Вечером он собирается зайти за мной на аэробику. Ну не фантастика ли все это?
– Так, значит, он ничего не знает о часах? – Джуно была потрясена.
Лидия отрицательно покачала головой:
– Думаю, тут замешан один из его приятелей, вместе с которыми он снимает квартиру. Постараюсь сегодня вечером что-нибудь разведать. А ты спроси у Джея, не брал ли он эти часы случайно или еще как.
– В настоящее время мы с ним не разговариваем, – призналась Джуно. – У нас произошла небольшая стычка – из-за очереди в ванную. Он тот еще фрукт.
– В таком случае, мне самой придется встретиться с ним. Завтра вечером я забегу к тебе, посидим, выпьем. Тебе как можно скорее
ГЛАВА 12
Сидя в пустом офисе после ухода Лидии и всех прочих сотрудников «Иммедиа», Джуно пыталась сконцентрироваться на работе, но безуспешно. Она все больше и больше винила себя за то, что они с Джеем оказались в такой ситуации, за то, что так бездарно закончились эти чудесные, страстные, потерянные выходные, за то, что теперь она торчит в офисе, вместо того чтобы торопиться домой.
До Джона сердечная жизнь Джуно состояла из безнадежных влюбленностей в мужчин, которые не отвечали ей взаимностью, и из редких встреч с мужчинами, которые ей совсем не нравились.
Подростком она представляла собой симпатичный шарообразный сгусток энергии и энтузиазма, она готова была пойти на все, лишь бы развеселить окружающих. С ней все дружили, но в нее никто не влюблялся. Ее же сердце всегда сжигала тайная и разрушительная страсть, дни и ночи напролет она бредила какой-либо очередной безответной и мучительной любовью навек. Все ее романы всегда были оторваны от реальной почвы. В качестве объекта она выбирала самых красивых старшеклассников из своей школы или самых привлекательных друзей своего брата – этих широкоплечих, пышноволосых, самоуверенных мальчиков, которые всегда ухаживали только за самыми красивыми, самыми уравновешенными ее подружками и разбивали ей сердце, даже не подозревая об этом.
В университете Джуно стала более уверенной в себе, у нее появилось чувство стиля, она превратилась в забавную, эксцентрично одевавшуюся девушку, завсегдатая студенческих вечеринок. Полубоги колледжа, которые встречались только с самыми хорошенькими девушками, по-прежнему были недосягаемы для нее, но от грез она перешла к делу и стала предпринимать кое-какие шаги: облачившись в облегающий топик, проталкивалась через битком набитый танцпол студенческого клуба, пробиралась в дальний угол на пивной вечеринке, занимала конкретный столик в кофейне – и это все, чтобы попасть в поле зрения объекта своей любви. Полубоги охотно болтали с ней, хохотали над ее шутками, по-дружески симпатизировали ей, но совершенно не воспринимали ее как женщину – некоторые деликатно, некоторые откровенно, и всегда причиняли ей боль, сами того не желая:
– Привет, Джуно. Очень рад тебя видеть. Как раз хотел спросить тебя кой о чем. У твоей подружки Эльзы/Одетты/Джильды никого нет? Понимаешь, весь семестр схожу по ней с ума.
Такие разговоры повторялись регулярно, и вдруг она обнаружила, что сама стала объектом желания – даже принявшего форму религиозного культа. Оказалось, что она привлекла группу тихих, серьезных, увлеченных наукой очкариков с естественного факультета, которые были совсем не в ее вкусе. Они на некотором расстоянии следовали за ней повсюду, посылали ей анонимные признания в любви, с обожанием смотрели на нее в столовой, застенчиво расспрашивали ее подруг, есть ли у них какой-нибудь шанс, и наконец набирались храбрости и – заикаясь, краснея и не глядя ей в глаза – приглашали на свидание. Джуно ужасно не хотелось признавать, как они похожи на нее саму. Она стеснялась их, за глаза издевалась над ними в дружеской компании, но все закончилось тем, что стала-таки целоваться с ними – потому что до сих пор никто ее не хотел, потому что ей было жаль их и еще потому, что она думала – с бессердечным оптимизмом юности – что они вполне годятся для того, чтобы отрабатывать на них технику поцелуя в ожидании того восхитительного дня, когда из гадкого утенка она превратится в лебедя.
Но в лебедя она так и не превратилась. И смириться с тем, что мужчины не замечают ее, не смогла. Она так и не научилась быть неуязвимой перед
Иногда она думала, что встречается с этими кошмарными безликими субъектами ради единственной цели – чтобы использовать их как сырье для устного творчества в общении с подругами, которые составляли бесценную маленькую группу поддержки психического здоровья, ее «компанию». В эту компанию входили Эльза, Одетта, Элли, позже к ним присоединилась Лидия. Чем нелепее был кавалер, тем смешнее получалась история. Джуно устраивала подругам небывалые пиршества, угощая такими анекдотами о своих, будь они трижды прокляты, поклонниках, что все хохотали до слез, до колик, и Джуно чувствовала себя совершенно счастливой.
Она понимала, что в этом заключается ее роль в их компании. В ту пору ее личная жизнь служила пищей для веселья самым разным людям. Джуно добровольно выставляла себя на посмешище. Сколько раз случалось, что Эльза, Джез или Луду знакомили ее с кем-нибудь на вечеринке и, услышав ее имя, новый знакомый спрашивал:
– Как вы сказали, Джуно? Вы та самая Джуно, которой пришлось удирать из бара через окно уборной, спасаясь от чокнутого компьютерщика из Канады? Он еще рассказывал, что увлекается садо-мазо и показывал под столом свой пенис с пирсингом? Значит, вы и есть та самая Джуно?
Честно говоря, было ужасно обидно иметь репутацию такой кретинки в любовных делах. Как ей хотелось походить на Эльзу или на Лидию, которые, не щадя ни сердец, ни постелей, порхали от одного головокружительного романа к другому. Ей тоже хотелось участвовать в обмене впечатлениями, но ее безответные страдания никак не могли развлечь подруг – скорее уж навели бы на них тоску, как добросовестный пересказ вчерашнего сна. Видимо, в ту эпоху, эпоху-до-Джона, Джуно и осознала, что готова встречаться с кем угодно, лишь бы только иметь возможность присоединиться в баре к этой бесстыдной, не предназначенной для чужих ушей, называющей все своими именами женской болтовне о сексе.
Как-то случайно она переспала с наиболее симпатичным из безликих своих кавалеров, руководствуясь, в принципе, теми же соображениями, по которым раньше целовалась с обожавшими ее застенчивыми студентами. Это был неумелый, потный, рассудочный сексуальный опыт, который все же повысил ее технические навыки, хотя и понизил самооценку. Так она потеряла девственность, точнее, отделалась от нее с тем же облегчением, что и от пережившего свой век, ставшего уже неприличным диска Клиффа Ричарда.
Продолжения эти отношения не имели. Как, впрочем, и все другие в этом роде. Тем персонажам ее анекдотов, которые упорствовали в своей страсти (а стоило Джуно переспать с ними, как практически все они начинали упорствовать), не оставалось ничего другого, как обрывать ее телефон, оставлять десятки сообщений на автоответчике (она никогда не перезванивала) либо беседовать с ее соседками по квартире (они послушно отшивали звонившего, пока Джуно, съежившись, сидела на диване и отчаянно трясла головой, показывая, что ее нет дома). Рано или поздно все отступались. А на душе у Джуно оставалась мутная смесь – ощущение пустоты и бессилия, неуверенности и тоски. До сих пор она фильтрует все звонки с помощью автоответчика. Эта привычка, которая ужасно бесит ее друзей, сохранилась от тех времен, когда ей приходилось избавляться от своих ни в чем не повинных, но таких постылых воздыхателей.