Правила жизни от Зигмунда Фрейда

Кар Бретт

…

Но у самых легких и самых тяжелых случаев есть общее свойство, присущее также и ошибочным и случайным действиям: феномены эти могут быть сведены к действию не полностью подавленного психического материала, который, хотя и вытеснен из сознания, тем не менее не лишен окончательно способности проявлять себя».

«Психопатология обыденной жизни», 1901

* * *

Исходя из этого, возникает вопрос, не делал ли Зигмунд Фрейд настоящую гору из ничтожного холма? Следует ли нам считать «Силли» обычным, ничего не значащим искажением «Салли» – или подобные лингвистические неточности символизируют значительное искажение необработанного, неизвестного, бессознательного материала, хранящегося в тайных глубинах разума?

Я советую нам всем тщательно прислушиваться к собственной речи и обращать пристальное внимание на речь письменную – даже на написанные в спешке текстовые

сообщения. В эпоху, когда компьютеры тщательно проверяют и автоматически исправляют ошибки, мы нашли способ «санировать» свою речь так быстро, что важнейшие сигналы связи с собственным «я» теряются в тумане киберпространства.

3. Как выдать страшную, мрачную тайну

В 1885 году двадцатидевятилетний Зигмунд Фрейд получил специальную стипендию на обучение в Париже у знаменитого французского невролога профессора Жана Мартена Шарко, которого многие называли «Наполеоном неврозов». Шарко многому научил Фрейда, раскрыл ему тайны психологических болезней. Он считал, что многие становятся невротиками в результате сложностей в сексуальной жизни. Шарко называл такие причины «секретами спальни». Вооруженный клиническими наблюдениями Шарко, Фрейд через несколько месяцев вернулся в Вену и открыл частную практику. Он специализировался по неврозам – и очень скоро убедился в справедливости выводов Шарко: многие пациенты, страдавшие психологическими проблемами, действительно пережили сексуальные травмы и терзались чувством сексуальной вины. Разумеется, мы должны помнить, что Фрейд работал в такие времена, когда даже врачи считали мастурбацию, внебрачную сексуальность и гомосексуальность извращениями. К счастью, Фрейд умел воспринимать сексуальную тревогу и сексуальные тайны своих пациентов без осуждения. Вскоре он обнаружил, что после разговора пациенты испытывали катарсис, а симптомы депрессии, тревожности и других болезненных состояний заметно ослабевали.

Со свойственной ему клинической чуткостью Фрейд понял, что многие его пациенты никогда прежде не обсуждали свои сексуальные тайны ни с одной живой душой. «Тайны спальни» казались им слишком интимными, постыдными и даже отвратительными. Он знал, что люди смогут сделать самые ужасные признания только в том случае, если он гарантирует им абсолютную конфиденциальность и пообещает не делиться их историями с третьими лицами. Фрейд превратился в настоящего дипломата. В основе философии психоанализа лежит строжайшее соблюдение тайны личной жизни. Он даже по-особому устроил свой кабинет: вход и выход располагались таким образом, чтобы пациенты никогда не встречались в приемной.

Как врач, который много лет потратил на изучение физиологии, гистологии и анатомии, Фрейд знал, что для того чтобы поделиться своими открытиями в области сексуального происхождения неврозов, ему нужно опубликовать истории болезни. Но как человеку, который дал клятву Гиппократа и понимал, что нужно быть исключительно осторожным в части сохранения тайны своих пациентов, ему было понятно, что он должен скрывать реальные имена – необычный шаг для того времени, когда многие врачи откровенно называли имена своих пациентов в профессиональных статьях. В 1905 году Фрейд опубликовал монографию о молодой женщине, страдавшей истерией. В ней он замечал:

* * *

«Если верно то, что причина истерических расстройств кроется в интимной психосексуальной жизни пациента и что истерические симптомы являются проявлением самых тайных и подавляемых, то полное прояснение клинического случая истерии должно включать в себя открытие этих интимных переживаний и быть разгадкой этих тайн. Совершенно ясно, что пациенты никогда не заговорили бы, если бы им пришло в голову, что их признания могут быть использованы в научных целях; так же понятно и то, что совершенно бессмысленно просить у них разрешения на публикацию. В таких условиях деликатные и робкие лица ставили бы во главу угла обязанность врача сохранять тайну и сожалели бы о том, что не смогут послужить науке. Но я считаю, что врач имеет обязательства не только перед отдельным пациентом, но и перед наукой; и его долг перед наукой означает не что иное, как долг перед многими другими больными, которые уже страдают от того же или еще будут страдать. Таким образом, публикация того, что он знает о причине и структуре истерии, является долгом врача, а отказ от такой публикации становится проявлением позорной трусости. Конечно, при этом необходимо избегать нанесения прямого вреда конкретному пациенту».

«Фрагмент анализа истерии», 1905

* * *

Фрейду удалось соблюсти принцип «и волки сыты, и овцы целы». Он знал, что нужно соблюдать тайну личной жизни своих пациентов, но понимал, что должен служить науке. Ему нужно было найти

способ опубликовать свои открытия. И тогда он стал изменять имена пациентов и ключевые биографические моменты, по которым их могли бы узнать. Так он пытался защитить их анонимность. В этом отношении Фрейд был специалистом очень тонким, деликатным – и истинным дипломатом.

Свою пациентку, страдавшую истерией, Фрейд назвал «Дорой». Он пишет:

* * *

«Я считаю, что сделал все, чтобы оградить свою пациентку от страданий и какого-либо вреда. Я нашел человека, чья жизненная драма разыгрывалась не в Вене, а в уединенном провинциальном городе. Таким образом, личность моей пациентки должна быть полностью не известна для Вены. С самого начала я настолько тщательно сохранял тайну лечения, что только один врач, в котором я был абсолютно уверен, мог знать о том, что девушка была моей пациенткой. После завершения лечения я ждал целых четыре года и откладывал публикацию до тех пор, пока не узнал о переменах в жизни пациентки, которые позволили мне предположить, что ее собственный интерес к рассказываемым здесь событиям и душевным процессам мог уже ослабеть. Тем не менее здесь не встретится ни одного имени, которое бы могло кого-либо из читателей, не принадлежащих к медицинскому кругу, навести на след реальных людей. Впрочем, публикация в строго научном профессиональном журнале должна быть защитой от некомпетентного читателя. Естественно, я не могу защитить саму пациентку от боли и неловкости, если ей в руки случайно попадет собственная история болезни. Но она не узнает из нее ничего более того, что она уже знает; и она может спросить себя, кто, кроме нее самой, сможет догадаться по этой истории, что речь идет именно о ней».

«Фрагмент анализа истерии», 1905

* * *

В юности Дора пережила травматический шок. Сексуальный интерес к ней проявил зрелый мужчина, друг ее отца. Фрейд назвал его «господином К.». Сегодня мы назвали бы подобный случай сексуальным домогательством. Но у Доры не было ни горячей линии, ни социальных служб, куда можно было бы обратиться. Она считала это своей постыдной тайной – и до встречи с Фрейдом никому об этом не рассказывала:

* * *

«В переживании, связанном с господином К., – в любовном предложении и последующем затем оскорблении чести – для Доры заключалась психическая травма, которую мы с Брейером давно уже считали неизбежным предварительным условием возникновения истерического расстройства.

…

Когда первые трудности лечения были преодолены, Дора рассказала мне о более раннем переживании, связанном с господином К., которое даже лучше подходило для того, чтобы проявиться в качестве сексуальной травмы. Тогда пациентке исполнилось 14 лет. Господин К. договорился с ней и своей женой, что дамы после обеда должны прийти в его магазин на центральной площади Б., чтобы оттуда наблюдать церковное торжество. Однако он убедил свою жену остаться дома, отпустил приказчиков и, когда девушка вошла в магазин, был там один. Когда подошло время церковной процессии, он попросил девушку подождать его у дверей, выходящих на лестницу, ведущую наверх, пока он закроет внешние ставни. Затем он вернулся и вместо того, чтобы выйти в открытую дверь, неожиданно прижал девочку к себе и поцеловал в губы. Этой ситуации было достаточно, чтобы у 14-летней девочки, не имевшей прежде подобного опыта, возникло явственное ощущение сексуального возбуждения. Но в этот момент Дора ощутила сильнейшее чувство отвращения, вырвалась и, минуя этого мужчину, помчалась к лестнице и далее по ней к выходу из дома. Тем не менее общение с господином К. продолжалось; никто из них ни разу не упомянул эту маленькую сценку, и, судя по словам Доры, она хранила этот секрет вплоть до признания в ходе лечения».

«Фрагмент анализа истерии», 1905

* * *

Фрейд писал свою статью в то время, когда даже профессиональные медики почти ничего не знали о сексуальных травмах и домогательстве. Несмотря на это, Фрейду удалось создать такую среду, в которой Дора смогла признаться в том, как жестоко и недопустимо повел себя по отношению к ней зрелый мужчина. Фрейд понял, насколько пугающим было такое событие для девочки-подростка, хотя в нем явно присутствовал и элемент возбуждения – в конце XIX века большинство проявлений сексуальности считали абсолютно табуированной темой. Анализируя ситуацию, Фрейд понял, что пациентам придется раскрывать ему свои самые мрачные секреты, часто – сексуального характера. Если он хочет создать атмосферу полной безопасности, в которой можно было бы обсуждать подобные проблемы, то придется демонстрировать поистине дипломатическую чуткость в конфиденциальных вопросах. Хотя Фрейд никогда не присутствовал в Сент-Джеймсском суде, в действительности он стал одним из первых клинических дипломатов.