Правила Золушки
Шрифт:
– Ты же сама понимаешь, что через несколько недель вернешься домой расстроенной и подавленной. Таким образом, ты выполняешь свое обязательство и, если эта сделка проходит отлично – а у делового партнера нашего папочки не будет и шанса, – можешь снова получить доступ к своему трастовому фонду. Где-нибудь к следующему ледниковому периоду.
– Ой, пошутила, – сказала Пеппер раздраженно. – Тебе вообще на все наплевать, кроме идиотского папиного ранчо.
– Теперь это мое ранчо. Ты права. Меня не интересуют ни походы по злачным местам, ни деньги отца, ни погони за каждым плейбоем-толстосумом
– Я сейчас в Южном полушарии, – вставила Пеппер недовольно. – А Паоло не плейбой, а профессиональный спортсмен.
– Большая разница, – сухо ответила Дарби.
Пеппер разозлилась.
– Это нечестно. Я бы не просила тебя, если бы это не было так важно. Я делаю все для папы, а ты же знаешь, как он невыносим. Когда ты в последний раз...
– Пятнадцатого июня. Тысяча девятьсот девяносто девятого года. Я приезжала на твой выпускной. И еще лет десять пройдет, прежде чем я снова сунусь в какое-нибудь змеиное гнездо вроде Вашингтона.
– Господи, ты говоришь о нем как о зверинце каком-то.
– Вот именно. Как раз можно понаблюдать пищевые цепочки в действии. Огромное пиршество.
Дарби вздохнула, снова наступила тишина.
– Слушай, ты же знаешь, я всегда заботилась о тебе. И я понимаю, это частично и моя вина, что ты воспринимаешь вещи...
– Я тебе миллион раз говорила – хватит изображать мою мамочку!
«Так стань взрослой», – хотела сказать Дарби. Не важно, сколько раз Пеппер просила ее перестать изображать мамочку. Она все равно это делала. Их мать умерла, когда Дарби было восемь, а Пеппер только вышла из грудного возраста. Конечно, Дарби чувствовала ответственность за свою малютку-сестру. И не важно, что в одиннадцать Дарби почти убежала из дома, то есть от папы, если быть точной. От человека, который ценит людей за их вклад в развитие капитала. По отношению к двум дочерям это означало сделать ставку на свое имя и заключать выгодные сделки – кто-то называет это замужеством – с другими семьями с равнозначным капиталом.
Вот почему обе сестры были неудачницами. Дарби было все равно, а Пеппер приходилось это выслушивать каждый день.
– Я знаю, отец – не самый легкий человек в мире, – проговорила Дарби, не замечая фырканья Пеппер. – Но тебе удалось сделать то, о чем я даже мечтать не могла. Я бы в такой ситуации и двух минут не продержалась. А ты там процветаешь.
Пеппер снова тихонько всхлипнула.
– Мне нравится, как я живу. И по-моему, у папы нет основания на меня сердиться. Я так воспитана. Я просто продукт своей среды, – объявила она с тяжелым вздохом.
Дарби рассмеялась. Или, может, поскребла трубкой по стене. Или по своему лбу.
– Что ж, вполне вероятно. Но единственное, чем я могу тебе помочь, – это перестать тебя выручать. Я не могу просто так перемахнуть две тысячи миль и встать перед тобой как лист перед травой. У меня тут лошади не кормлены, стойла не чищены...
– Ага, а как же три внука Таггера, которые приехали из Монтаны помогать тебе летом?
– Но, – решительно сказала Дарби, – я не столь совершенна и у меня не такой крепкий желудок, чтобы разобраться со всей этой вашингтонской чертовщиной. Я езжу
– Ха-ха, – съязвила Пеппер. – Мортон был членом Палаты представителей, а не сенатором.
– Я не об этом. Не хочу знать никаких представителей конской задницы.
– Близко, – хохотнула Пеппер. – В случае Мортона это была слоновья задница. Он республиканец. – Дарби не поняла шутки, и Пеппер уточнила: – Слоновья или, скажем, ослиная?
– Ну, ясно, целый зверинец. – Дарби размазывала грязные круги на столе банкой с содовой, изо всех сил желая разозлиться на Пеппер, разлюбить ее и перестать о ней заботиться. – Этим делом нужно заняться именно тебе. Даже если бы я захотела – а я не хочу, – тебе не следовало бы рассчитывать, что я осчастливлю этого мужика, покуда папка где-то разъезжает. Я знаю, как обращаться с животными, а не с людьми.
– Но я же не только на тебя одну рассчитываю. То есть не полностью. На самом деле есть еще вариант. – Она произнесла последнюю фразу четко. Очень четко.
Дарби пинком распахнула дверь и уставилась на горы, начинавшиеся как раз там, где заканчивалась ее земля. В желудке возникло странное ощущение.
– Что ты имеешь в виду? Что ты натворила?
– Ну...
– Пенелопа Пернелл Ландон...
– Я никогда больше не назову тебя Дар-Дар, клянусь.
Дарби не улыбнулась.
– А я буду называть тебя твоим паршивым именем, пока не скажешь, во что меня втянула.
Возникла пауза, потом Пеппер кашлянула и веселым голосочком, который смутил бы саму Риз Уизерспун, спросила:
– Ты видела эту статью в журнале «Пипл»? Про фирму, которая занимается изменением стиля? Имеется в виду не внешнего вида, а, типа, всей жизни. Корпорация «Хрустальная туфелька».
– Считай, что я этого не слышала. Я люблю смотреть кино, как и все здесь в городе Биг-Бенд штата Монтана. Но мне наплевать на людей, которые там снимаются. Это тебе интересно, с кем трахается Бен Афлек, а не мне.
– Знаю. Тебе интересно только то, с кем трахаются твои лошади. Очень печально, Дарби. – Она разочарованно вздохнула. – Удивительно, что ты в курсе, кто такой Бен Афлек.
– Спутниковое телевидение – прекрасная штука.
– Ага, давай, продолжай. Мы с Беном могли бы быть прекрасной парой. Мы оба с Восточного побережья, оба любим весело проводить время. – Пеппер рассмеялась. – И у нас обоих было глубокое и неизменное пристрастие к его деньгам.
– Тогда звони своему Бену. Потому что, клянусь богом, Пеппер, если ты...
– Только без рук, – ответила она уже без прежней самоуверенности. – Просто выслушай меня. Кроме того, это тебе не повредит. На самом деле я оказываю тебе услугу, говоря об этом. В обмен на твою услугу, – быстро добавила она, услышав, как Дарби зарычала. – Представь себе, что это отпуск. И возможность изменить свою одинокую жизнь.
– Изменить что? Ты сказала «изменить мою одинокую жизнь»? Я не собираюсь выискивать себе мужа, черт возьми.
– Знаю, ты не любишь об этом говорить, но проблема-то налицо, Дар. И вполне понятно, почему никто не стучится к тебе в дверь. Или в ворота твоей конюшни.