Правильная сказка
Шрифт:
Удирали потом кто как мог — степью. Но на переправе через Ессейку догнали нас секачи. Из пацанов моих двое погибли. Я все патроны расстрелял, да без толку. Духи, одеколоны, дезодоранты, у кого были — кончились. А твари всё пёрли и пёрли со стороны родного Пашутина…
Трое тогдашних призывников до сих пор со мной служат — Славка, Глеб и Баир. Зубры-сержанты теперь, истребители экзофауны, полные штаны фасону. И Маринка в нашей команде. А куда ей? Воспитательница во фронтовой полосе, прямо скажем, не самая востребованная профессия. Тут нужны бойцы, и то не всякие, а такие, у
Ну, про начальство разговор особый. То ли с него победных рапортов требуют, то ли на пенсию не терпится — не пойму я. Казалось бы, закрепились на позициях, научились больше нечисти бить, чем её рождается, — дай людям передышку, смену готовь, пусть учатся салабоны, пока мы живы! Нет. Затеяли рейд прямо в пекло — в Пашутин, где даже радиосвязи не будет, глушит её что-то. Причём сами-то не полезут, куда с такими пузами! А ты, товарищ капитан, ноги в руки и шагай, рискуй ребятами, разведай точно, откуда выдвигаются на нас каменные гиганты, да заодно накачай для науки бочку мёда белых ос, которые его сроду не собирали…
Вот такая на данный момент диспозиция. Ворчать-то я могу сколько угодно, но только себе под нос, потому как железнодорожная станция Пашутин уже не помещается целиком в угломерную сетку моего бинокля. А это значит, что мы на месте. Добрались.
С виду — городок как городок, никаких признаков экзофауны. Разрушения, конечно, есть, но не катастрофические. Нам-то, особенно после выбросов лавы в Бельтыры, казалось, что Пашутин — это вообще глубокий космос. Какая-нибудь чёрная дыра на месте города, и всё. Нет, оказывается, стоит, родимый. Вон колокольня, вон больница, вон ларёк, где я всегда курево покупаю… Покупал. А вон, над деревьями, флаг на ветру мотыляется. Это, братцы мои, военкомат. Видимо, цел, свеж, и крыша не течет. А замначальника первого отдела лежит тут на пузе за мусорной кучей и в бинокль с опаской зелёнку разглядывает. Что за жизнь?!
Краем глаза замечаю знак Баира: есть движение! Смещаю директорию обзора на пятиэтажку и вижу: дверь подъезда медленно открывается. Ну, сейчас выползет какая-нибудь тварюга…
Что такое?! Я даже привстал. Из подъезда вышел мальчонка лет семи. Курточка, шапочка, сапоги — по лужам шлёпать. И ведь зашлёпал! Подобрал с земли какую-то щепку, бросил её в ручей и вприпрыжку следом. Синдбад-мореход ты этакий! Куда ж тебя несёт?! А если шипохвост из-за угла?!
Рядом Маринка заёрзала, щебёнкой шуршит — видимо, о том же подумала и уж готова бежать, спасать. Ещё бы! Год живых детей не видела воспитательница. Но я на неё, конечно, пришикнул, чтоб не отсвечивала. Показываю своим: держать позицию, а сам встаю и, по возможности бесшумно, приближаюсь к пацанёнку. Мало ли какие могут быть сюрпризы? А вдруг это и не человек, а, скажем, белый рой так мимикрирует? От грёбаных ос всего можно ждать. Правда, детьми они раньше не прикидывались, но кто знает? Может, это неправильные осы.
Бегу, значит, крадучись, по сторонам зыркаю, но больше за мальчишкой слежу. Мальчишка как мальчишка. Кораблики пускает, и ничего важнее для него нет на целом свете. Я и сам когда-то
Чтобы не напугать его ненароком, я остановился поодаль и позвал:
— Эй, мальчик!
Он обернулся, смотрит на меня, глаз прищурив. Никакого страха, наоборот, вижу — обрадовался.
— Шоколадка есть? — спрашивает звонким голоском.
— Найдётся, — говорю.
Снял рюкзак, достал пайковую плитку, протягиваю.
— Что надо сказать?
Он опять щурится.
— Ничего не надо говорить, — отвечает серьёзно. — Я скажу, когда надо будет.
Смешной парнишка.
— Да ты, брат, суров! — усмехаюсь. — Как тебя зовут?
Молчит, вгрызается в плитку.
— Ясно, — говорю. — Значит, имени нет.
— Есть, — бурчит. — Серёжа меня зовут.
— Другой разговор. А меня — дядя Витя.
Протягиваю ему руку, но он будто и не замечает.
— А родители твои где, Серёжа?
Не отвечает, хмурится.
Понял, отстал. Спросим что-нибудь полегче.
— Где же ты живёшь?
Кивает на пятиэтажку.
— Там.
— Может, в гости пригласишь?
Он оглядел меня критически с ног до головы.
— Ну, пошли.
Мы зашагали обратно к пятиэтажке.
— И много народу тут живёт? — интересуюсь.
— Много. Только сейчас никого нет.
— А где они?
— Гулять ушли.
Вот тебе раз, думаю. Гуляют они! Хуже места для прогулок, чем город Пашутин, на всём свете, пожалуй, не найдешь.
— Как же вы экзофауны не боитесь?
— Кого?
— Ну, этих, знаешь? Зверей. Тут разные в округе попадаются…
— Ага, зверей знаю, — он вдруг посмотрел на меня этак испытывающе. — Но ты же нас защитишь?
Неуютно мне стало от этого взгляда. На слабо берёт, что ли?
— Да уж постараюсь, — говорю осторожно.
— А ты один пришёл?
И опять вопрос будто с подвохом. Что за чёрт, чего я так напрягаюсь, когда с ним разговариваю? Может, потому, что сроду с детьми дела не имел? Тут бы специалиста надо…
— Зачем же один? — говорю. — Со мной ребята надёжные. Кстати, хочешь, познакомлю тебя с одной тётенькой?
Смотрит исподлобья.
— Она тоже солдат?
— Она воспитательница.
Морщится.
— Воспитательница… Здесь солдаты нужны!
— Не бойся, — говорю. — Она и солдат тоже. В обиду мы вас не дадим. Так я её позову?
Кивает.
Подал я знак своим, дескать, второй номер ко мне, остальные на месте. А Маринка уж тут как тут.
— Ну и любите же вы, мужчины, поболтать! С голоду умрёшь, пока наговоритесь! Пошли чай пить, что ли!
И берёт Серёжку за руку. Идут они впереди, а я следом. Шагаю и удивляюсь, как это ловко у неё получается: всего-то, кажется, парой слов с пацанёнком перекинулась, а успела и познакомиться, и свисток подарить, и разузнать побольше моего. Сказки он любит. У них, оказывается, все дети сказки любят. Только девочки больше любят про каменных гигантов, а мальчики — про шипохвоста и червя-секача. Кто, интересно, им такие сказки рассказывает? Вот ведь бедолаги! Военное поколение…
— Только мне одно непонятно, — встреваю. — Ваши-то взрослые как с монстрами управляются?