Правильный Витя
Шрифт:
– Петр Григорьевич, бить детей непедагогично.
– Молчи, шалава малолетняя! – сказал он и потащил за шиворот не вязавшего лыка Витьку домой.
Хорошо, что они жили в соседнем доме, и время было уже позднее. Вроде никто из соседей не видел как всеми уважаемый парторг буквально волок своего непутевого отпрыска домой. Дома он толкнул пьяного сына на кровать, стянул с него штаны и впервые в жизни выпорол ремнем на глазах у матери и бабушки. Но тот ничего не соображал и лишь издавал какие-то нечленораздельные звуки на каждый свист ремня.
– Петя, не надо, – говорила Дарья Павловна своему разъяренному сыну.
– Петя, прекрати.
– Значит заслужил, – сказал отец. – Нечего ложиться в постель со всякими Любками.
– Как так? – ахнула Вера Филипповна.
– А вот так! – сказал Петр Григорьевич. – Если ты будешь потворствовать этому малолетнему гуляке, то потом нам с тобой придется алименты платить.
Назавтра Витя проснулся с тяжелой головой. Была суббота, и он хотел дома остаться. Тем не менее, родители и бабушка были на него очень злы и велели ему идти в школу. Хорошо, что хоть дали ему таблетку от головной боли, и вскоре он почувствовал себя хорошо. Но что это? Почему ему трудно сидеть? "Бог ты мой, неужели папаша меня вчера отходил ремнем? А почему я ничего не помню, неужели я так напился? Ну погоди, злыдень, когда-нибудь и я тебе врежу когда ты станешь старый и беспомощный", – подумал Витя. И поклялся себе, что рано или поздно он непременно отомстит своему папаше. Ну действительно, что это за дела – все гуляют, а ему нельзя. Все покуривают в компаниях и выпивают хотя бы по бокалу, а ему запрещено. Папаша ему еще классе в седьмом сказал: "Если я тебя увижу с сигаретой, я тебя изобью". Надо же, почти до 17-ти лет он его не трогал, а вчера выпорол.
Как на грех, в тот день была физкультура и хочешь – не хочешь, а пришлось раздеться и надеть майку и шорты. Поэтому пацаны в раздевалке не могли не заметить полосы от ремня у него на теле. И весь класс потом шушукался:
– Представляете, Коростелёва дома высекли.
– Да он небось вчера набухался как свинья. Токарева его напоила.
– Он небось еще и переспал с ней.
– Ну и что? Может еще на свадьбе у них погуляем. А потом на крестины пойдем.
– Какие крестины, мы ж комсомольцы.
Но совершенно неожиданно случилось следующее. Токаревы получили разрешение на выезд в Израиль к каким-то липовым родственникам – событие по тем временам неординарное. На сборы им дали буквально недели две или три. Петр Григорьевич об этом и не догадался бы если бы дня через два или три после того инцидента Давид Соломонович не пришел к нему с каким-то документом для подписи.
– Значит в Израиль собрались, – злобно зыркнул глазами парторг Коростелёв на своего подчиненного. – А я-то думал, почему у вас фамилия русская, а имя и отчество еврейские.
– Да, собрались, – ответил Давид Соломонович. Ему очень не хотелось рассказывать почему он, урожденный Тайтельбаум, стал Токаревым. Но что поделаешь, советская власть вынудила его сменить фамилию еще в юности.
–Что вам там нужно?
– У нас там родственники.
– И что, они без вас никак не могут обойтись?
– А почему это вас так волнует, Петр Григорьевич?
– Вот что! Я не антисемит, наоборот, я евреев уважаю – вон сколько талантливых людей среди них: Майя Плисецкая, Аркадий Райкий, Юлий Райзман… А вот предателей Родины я не жалую.
– Погодите… – перебил его Давид Соломонович.
– Не перебивайте! Вы самый настоящий предатель Родины. Поэтому я соберу внеплановое партсобрание, и вы вылетите из партии в
– Да не нужна мне ваша партия, я положу партбилет на стол хоть сейчас, – сказал Давид Соломонович. – Жаль, что у меня его с собой нету.
– И это накануне 60-й годовщины Великой Октябрьской революции? А мы вам коммунизм строй, да? Образование вам, отдельные квартиры и всё для чего? Чтобы вы потом плюнули в лицо своей Родине, своим сотрудникам и окружающим? – негодовал парторг. – А теперь вон отсюда! Увидимся на партсобрании через две недели.
– Не волнуйтесь, через две недели у нас поезд на Москву, а оттуда на Вену.
– Скатертью дорога! – крикнул ему вслед Петр Григорьевич.
Домой он пришел мрачнее грозовой тучи и рассказал о выходках семейки Токаревых. Надо же, надумали Родину покидать.
– Вот, – сказал он Вите. – Ты переспал с предательницей Родины.
– Пап, но откуда же я знал, что ее семья подала прошение на выезд за границу?
– Витя, – сказала Вера Филипповна. – Пусть Любка катится в свой Израиль, забудь ее как тяжелый сон. Это тебя бог отвел от нее. А теперь заруби себе на носу, что до свадьбы никаких отношений. Иначе будешь воспитывать чужого дитя.
– То есть как? – не понял Витя.
– Такие вот Любки могут нагулять ребенка где-то на стороне, а потом повесить его на тебя, дурака. Ты ж у нас простофиля.
Прошло еще несколько дней. Любку с позором выгнали из комсомола с молчаливого согласия Вити. Он-то не хотел так наказывать свою подругу, но закон есть закон, против системы не пойдешь.
– Люба, – сказал директор школы. – Ты понимаешь, что твои родители предали самое дорогое, что у нас есть – Родину?
– Валентин Григорьевич, она ведь за родителей не отвечает, – пыталась за нее вступиться Елена Петровна.
– Да, не отвечает, – сказал директор. – И тем не менее собралась с ними бежать за границу.
– А что мне делать? – спросила Люба.
– У тебя еще есть шанс избежать столь тяжкого наказания, – сказал Валентин Григорьевич. – Ты можешь от них отречься. До 18 лет поживешь в интернате, потом квартиру получишь как сирота. Еще и в институт поступишь вне конкурса.
– Нет уж, спасибо, – сказала Токарева. – Я лучше уеду из этой страны.
Вскоре Любку унес поезд в Москву, а оттуда в Вену. А там на пересыльном пункте их с родителями и братом посадили на самолет, и умчались они на родину предков. Витя ее не провожал на вокзал в их городе, да и она не просила. А родители ему категорически отсоветовали портить себе репутацию – ведь КГБ бдит и вычисляет "неблагонадёжных" граждан страны. Мол, не хватало еще, чтобы Коростелёвых взяли на карандаш. Но Витя еще долго вспоминал о ней. Недаром говорят, что первая любовь умирает вместе с ее носителем. Интересно, что за всеми этими скандалами школьное начальство даже не упомянуло ее день рождения со всеми вытекающими последствиями.
Спустя много лет Люба и Витя встретятся на вечере школьных друзей, но об этом я расскажу потом.
Глава 4. В добрый путь, дорогие выпускники.
Спустя три месяца прозвенел последний звонок для 10-А класса, в котором учился Витя, и для прочей параллели. Право дать последний звонок предоставили активисту Мише Григоренко и какой-то девочке из первого класса. Миша посадил ее на плечо и прошелся вдоль десятых классов и не только. А девочка бойко трясла колокольчиком. Вот и пронеслись "школьные годы чудесные".