Правило белой вороны
Шрифт:
Баб-эль-Йаман - крепостные ворота, давали понять откуда у города такое имя. Сана - хорошо укреплённый. Узкая улица с высокими домами башнями, построенными на основаниях из огромных блоков камня и узкими оконцами, выходящими на улицу, давала возможность похоронить здесь целую армию нападающих. Толстенные стены окружающие город и стража у массивных ворот.
– Мне никогда не выбраться отсюда,- с тоской подумал Абдул,- я Никогда не увижу Индию и НИКОГДА не вернусь в свой родной дом. Так и умру здесь, рабом в какой-то из этих страшных башен.
Впрочем, страшными
Улица вывела караван прямо на огромный Сук. Базар был разделён на зоны, более мелкие базарчики, со своей спецификой торговли и ремесленных лавок. Где-то продавали ткани и ковры, где-то ковали и украшали оружие, где-то обрабатывали камни и делали прекрасные украшения. Откуда-то разносились запахи специй и кофейных зёрен. Варили гышру. Рот Абдула наполнился слюной от вида свежих и сушёных фруктов. Наконец они пришли. Их усадили кучкой под охраной караванщиков. Купец ушёл договариваться о своей очереди выставить товар.
Мальчику было жарко. Рынок находился под открытым небом. Крытыми были только некоторые лавочки, да и то только над головой торговца. Абдул устал. Если девушек не заставляли бить ноги, то его это совсем не касалось. Никому не нужна была его холёность и нежность. Он и так был товаром на любителя. Просто в Сане было достаточно богатых и знатных жителей со странными вкусами. Может кому-то понадобится уродливый заморыш, поющий стихи собственного сочинения.
Торговля началась не скоро. А, когда началась, то хитрый купец решил сначала выставить несколько девиц, чтоб разогреть публику, а потом, пока у покупателей ещё есть деньги и интерес, мальчишку-сочинителя.
Пока толпа глотала слюни, глядя на хорошеньких рабынь и отпускала сальные шуточки, караванщик завёл Абдула между верблюдиц и, сдёрнув грязную набедренную повязку, окатил водой, недопитой верблюдом. Потом бросил длинную чистую рубаху и ещё, заставил прикрыть, непокорно торчащие, волосы головной повязкой.
Абдул знал, что это первый помощник купца и с ним лучше не спорить. Он был злобный и бил всегда в живот, чтоб не оставлять следов и не портить товар. После его первого и неожиданного удара, Абдул долго не мог как следует дышать и чувствовал боль в правом подреберье ещё несколько дней.
Оказавшись, наконец, на помосте перед толпой, которая тут же начала шумно бросать реплики в его адрес, мальчик смутился. Но потом вспомнил о новой песне, которую оборвал тот болезненный удар в живот и решил, что самое время спеть её. Именно этого и ждёт от него купец.
Он посвятил эти стихи погибшему Али. Абдул глубоко вдохнул несколько раз и звонким, ещё не сломавшимся, голосом запел.
Он рассказывал об широких морских просторах, солёном ветре и ночном небе над маленьким корабликом. О мальчике, который так хотел увидеть мир, что оставил дом и любящую мать. О том как мальчик вырос среди парусов, рвущихся от бурь и жестоких морских сражений, но зато увидел райские земли, где поют прекрасные птицы и зреют невиданные плоды. И как погиб он от руки пиратского главаря, закрыв собой такого же мальчишку,
Толпа потрясённо молчала, некоторые женщины даже плакали. В первом ряду стоял дородный человек в дорогом халате и именно он первым поднял руку, когда песня кончилась и объявили торг. Слушали Абдула хорошо, но покупателей было не много. Далеко не всем нужен в хозяйстве поэт. И человеку, поднявшему руку первым, не пришлось набавлять много. Но купец и так был доволен. Он вряд ли рассчитывал, что продаст мальчишку вот так сразу же.
Масуд-ибн-Джабир-Аль-Беруни был одним из богатейших жителей Саны. Кроме того он был необыкновенно красив. Кожа его была светлее, чем у любого из сыновей аравийских племён и глаза зелёные, как у блудливого кота. Ходили слухи, что его мать, которая была привезена из далёких стран третьей женой его отца, забеременела от джинна, в одну из ночей в Аравийской пустыне. Но, конечно, это была только человеческая зависть. Потому что не только богатством и красотой был известен Аль-Беруни, но и талантами к наукам.
В башне, которая стала теперь домом для Абдула, в одном из нижних этажей, где в прочих домах держали скотину, была лаборатория и библиотека. А на крыше дома хозяин наблюдал за звёздами. Кроме того он тоже писал неплохие стихи и талант мальчика растрогал его.
Масуд был прекрасным и терпеливым учителем. Куда более образованным и умелым, чем сборщик налогов Хасан. И Абдулу представилась прекрасная возможность узнать множество непостижимых вещей. И, для начала, нужно было выучиться читать.
20 сентября 1967 года. Москва.
Труп Черевкина обнаружили почти сразу. Прошло может минут тридцать-сорок. Бледненький студент, решивший побегать, чтоб подтянуть дряблые мышцы и понравиться девчонке, едва мог говорить. Колени его дрожали. Устав от пробежки, он плюхнулся передохнуть на скамейку прямо рядышком с окровавленным телом..
Документов у убитого не обнаружили. Только кругленький кошелёчек с мелочью и два простеньких ключа. На коленях лежал сухой лист. Волосы шевелил ветер. Выражение лица у следователя было недоумевающим и немного обиженным.
Опознали его только на следующий день после звонка плачущей жены о пропаже мужа. Прошлись по сводке и нашли похожий труп по описанию. И почти сразу в отдел позвонил Севка. Ему не терпелось узнать результат встречи. Да и за улику переживал.
Начальник РОВД на подчинённых орал так, что все только о том и думали, чтоб его самого не хватил удар. Парни были обозлены. Сначала Славка, теперь Николай. Сколько же наглости у этой гниды. Они и без начальственного разгона были готовы землю рыть.
В разгар нагоняя дверь открылась и в кабинет вошёл незнакомец. Поджарый, но не хилый. Вкрадчивый и тихий, как песчаная гадюка, что охотится зарывшись в песок. Лицо такое, что сразу не вспомнишь, даже, если он только минуту назад прошёл мимо и поздоровался.
– Что! Кто! Кто разрешил! Мы заняты, у нас совещание!- сорвался в крик подполковник.
– Я знаю,- бесцветным голосом сказал вошедший,- капитан госбезопасности Кирилов. Мы забираем у вас дело маньяка.