Правило двух минут

Крайс Роберт

Холмену было дурно, его бил озноб.

— Он хоть что-нибудь объяснял? Почему он так волновался?

Элизабет склонила голову набок, поставила чашку и отвернулась.

— Пойдемте, — сказала она.

Холмен проследовал за ней в спальню, похожую на офис. Два письменных стола: один для него, второй для нее. Ее стол завален учебниками, папками и бумагами. Стол Ричи задвинут в угол, прилегающие стены обиты пробковыми панелями, а панели увешаны заметками и вырезками из газет так плотно, что они наслаивались одна на другую, словно рыбья чешуя.

Лиз подвела его к столу Ричи и указала на заметки.

— Взгляните.

«Гулянка бандитов окончилась стрельбой», «Преступники остановлены», «Случайный прохожий убит во время грабежа». Статьи, которые Холмен бегло просматривал, были посвящены парочке помешанных налетчиков — Марченко и Парсонсу. Холмен слышал о них в Ломпоке. Марченко и Парсонс одевались как коммандос и стреляли в свидетелей, прежде чем скрыться с добычей.

— Ограбления банков стали его главным увлечением, — сказала Элизабет. — Он вырезал заметки, скачивал статьи из Интернета и проводил все свободное время над этими материалами. Не надо иметь докторскую степень, чтобы понять почему.

— Из-за меня?

— Ему хотелось понять вас. Своего рода способ находиться рядом, когда вы далеко, — таково мое предположение. Мы помнили, что приближается день вашего освобождения. Мы не знали, попытаетесь ли вы связаться с нами, или нам следует сделать это самим. Было ясно, что он старается упорядочить свои страхи.

Холмена резануло чувство вины, и он понадеялся, что Лиз ошибается.

— Он так и сказал?

Элизабет даже не взглянула на него. Она замкнулась в себе и, сложив руки на груди, смотрела на газетные статьи.

— Он вообще ничего не сказал. Он никогда не поднимал тему отца ни со мной, ни с матерью, но, когда он обмолвился, что идет повидаться с ребятами, я решила, что ему надо выговориться перед ними. Он не мог обсудить это со мной, и вот теперь… теперь…

Она напряглась, черты лица ожесточились. Было видно, что она с трудом сдерживает гнев. Холмен заметил, что ее глаза снова наполнились слезами, но побоялся прикоснуться к девушке.

— Эй… — позвал он.

Элизабет покачала головой, и Холмен воспринял это как предупреждение. Она словно почувствовала, что он хочет утешить ее. Ему стало нехорошо.

— Черт возьми, ему просто надо было прогуляться. Просто прогуляться. Черт возьми…

— Может, лучше вернуться в гостиную?

Она закрыла глаза и качнула головой, на этот раз давая понять, что с ней все в порядке, что она переборола страшную боль. Наконец она открыла глаза.

— Иногда мужчине проще показать свою слабость другому мужчине, чем женщине, — продолжила она начатую тему. — Проще притвориться, чем честно взглянуть в лицо своим эмоциям. Думаю, в ту ночь он пошел именно за этим. Думаю, поэтому и погиб.

— Погиб, рассказывая обо мне?

— Необязательно о вас, а в принципе об ограблениях банков. Он привык говорить о вас таким образом. Это было его личной работой. Он хотел поднять собственную планку, стать детективом.

Холмен снова посмотрел на стол Ричи,

но легче ему не стало. Там были разбросаны копии официальных полицейских отчетов и папки с делами. Холмен проглядел верхние страницы и увидел, что весь материал касается исключительно Марченко и Парсонса. На небольшом плане города, прикрепленном кнопками к доске, чья-то рука провела линии, от первой до тринадцатой точки, которые образовывали подобие грубого чертежа. Получается, Ричи зашел так далеко, что стал составлять карту их ограблений.

Холмен неожиданно подумал: уж не казался ли он Ричи и Лиз похожим на сумасшедших налетчиков?

— Я грабил банки, — поспешно сказал он, — но таких дел никогда не творил. Никогда никого не ранил. Я был не такой, как эти ребята.

Выражение ее лица смягчилось.

— Я не то имела в виду. Донна рассказывала о вашем аресте. Ричард знал, что вы на них не похожи.

Холмен оценил ее желание сгладить ситуацию, но стена была увешана статьями, рассказывавшими о двух дегенератах, которые подхлестывали своих жертв автоматными очередями. Чтобы разобраться в этом, не требовалось ученой степени.

— Не хочу показаться грубой, — сказала Лиз, — но мне надо собираться, если я не хочу прогулять занятие.

Холмен неохотно отвернулся от стола.

— Так он над этим работал перед уходом? — неуверенно спросил он.

— Да. Он провел тут весь вечер.

— А те, другие ребята, они тоже занимались Марченко?

— Возможно, Майк. Он часто обсуждали с Майком эту тему. Насчет остальных — не знаю.

Холмен кивнул, бросив последний взгляд на рабочее место убитого сына. Ему хотелось прочитать все, что лежало на столе Ричи. Хотелось узнать, почему офицера с двухлетним стажем привлекли к такому серьезному делу и почему сын ушел из дома посреди ночи. Он явился сюда за ответами, но теперь у него накопилось гораздо больше вопросов.

— Мне ничего не сказали о приготовлениях, — выдавил он, повернувшись к Лиз. — К его похоронам.

Ему ужасно не хотелось задавать этот вопрос, и еще больше ему не понравилась тень, снова промелькнувшая на ее лице. Но Лиз переборола себя и покачала головой.

— В субботу в Полицейской академии состоится заупокойная служба в честь всех четверых. Полиция пока не разрешает хоронить их. Мне кажется, потому что они еще…

Она перешла на шепот, но Холмен понял, что она имела в виду. В морге, наверное, еще не окончили работу, и ребят не похоронят, пока не проведут все возможные тесты и экспертизы.

— Вы ведь придете, правда? Мне бы хотелось, чтобы вы пришли.

Холмен почувствовал, как у него гора упала с плеч. Он беспокоился, что Элизабет будет всячески препятствовать его присутствию на похоронах. Он отметил, что ни Рэндом, ни Леви ничего не сказали ему о заупокойной службе.

— Мне бы тоже хотелось, Лиз. Спасибо.

Она быстро взглянула на него, затем встала на цыпочки и поцеловала Холмена в щеку.

— Как было бы хорошо, если бы все сложилось по-другому.