Правило левой ноги
Шрифт:
Улыбка у расстроенного Андрюши получилась какой-то придурковатой.
– Послушай, но ты же в Саблино! – вспомнил он, почесывая в затылке. – И приехать должен только после восьми.
– Спасибо деду, выручил старичок! – подмигнув, ответил ему Сережа. – Понимаешь, встали сегодня утром, а дедушка вдруг как заорет. Короче, вспомнил про не выключенный утюг. Ну, я на электричку и в город.
Они стояли у стены и болтали, вовсе не подозревая о том, что за углом у водосточной трубы какой-то тип со сдвинутыми
«Хитер монтер, – с ухмылкой подумал Локоть, сося губами незажженную сигарету, – не раскололся, не рассказал про трубочку! Значит, рубит, значит, понимает, где выгода».
Он поправил мизинцем в ухе горошину подслушивающего устройства и поудобнее устроился у стены. На другой стороне улицы, колесами заехав на тротуар, стоял его роскошный «феррари», замаскированный под скромные «жигули». То и дело, корча страшную рожу, Локоть яростно грозил кулаком какому-нибудь задиристому прохожему, норовившему садануть по бамперу не на месте припаркованной иномарки.
А мальчишки за углом все болтали.
– Отпад полный! – это Андрюшин друг рассказывал про новую книжку, которую только что прочитал. – Представляешь, принц Клопомор мочит в замке своего родного папашу и забирает у него Священный Канделябр Власти! А когда Клопомор отваливает, приходит Клопоморова мачеха и наводит на убитого оживлятор. Тот – как новенький, только злой, у него же стыбзили Канделябр. Принц тем временем скрывается в Безлошадье, ему гадалка напророчила в юности, что его должен укусить череп лошади и принц от этого укуса умрет. Его отец, который теперь оживший, отправляется к Верховному Магу, и тот выносит ему трубу…
– Трубу? – переспрашивает Андрюша. – Какую еще трубу?
Лицо его при этом бледнеет.
Локоть хмурится на своем посту, ожидая, что его поднадзорный не выдержит и все сейчас разболтает. Волнуясь, Локоть приоткрывает рот, и сигарета, которую он сосет вхолостую, проваливается в воронку горла. Он этого даже не замечает.
– Ну, такую! В которую все на свете видно. Все, что было, есть и что будет…
– А-а, – протягивает Андрюша разочарованно.
– Утюг! Квартира! – вдруг вскрикивает любитель фэнтези. – Там же все уже, наверно, сгорело!
Сережа молнией срывается с места и вприпрыжку бежит домой.
Локоть делает незаметный знак, и две тени на другой стороне улицы выныривают из темнеющей подворотни и устремляются за подростком следом.
Локоть сплевывает табачную горечь и медленно выходит из-за угла.
Андрюша Пряников хочет его обойти, но человек со сдвинутыми бровями загораживает ему дорогу.
– Мальчик, – говорит он елейным голосом, каким уличные миссионеры из Церкви Иисуса обычно заговаривают с прохожими, – хочешь угоститься попкорном, а заодно и покататься на тачке ценой в пол-лимона баксов?
Человек в кожаной униформе протягивает
«Знаем мы ваш „попкорн“, – думает про себя Андрюша. – И ваше „покататься“ мы тоже знаем».
Мальчик пятится от назойливого прохожего.
«Забодали уже эти маньяки! И по телевизору, и на улице!»
Тогда Локоть меняет тактику.
– Знаешь, мальчик, в одном месте, отсюда недалеко, есть лучшая в городе коллекция человеческих черепов? Хочешь, я устрою тебе экскурсию?
Едва услышав про черепа, мальчишка в страхе шарахается от Локтя.
«Ладно, намекну ему на трубу, хотя шеф и запретил это строго-настрого».
– А ты не знаешь про такую трубу, наподобие старинных подзорных? – Локоть для пущей важности перешел на зловещий шепот. – Есть в городе один человек, который очень этой трубкой интересуется.
– Знаю, – сказал Андрюша.
Рыбка клюнула на пустой крючок, как тот железный крокодил из Фонтанки.
Глава 12. Кири-ку-ку!
Удобная штука – литература. Она вроде бы и жизнь и не жизнь.
То есть в первую, конечно же, очередь она, литература, есть жизнь. Люди в ней обедают, чистят зубы, ходят на работу и в школу, спят, просыпаются, разговаривают – словом, занимаются тем, чем обычно занимаются в жизни.
Но попробуйте, с другой стороны, в настоящей, не в литературной, действительности перенестись во вчерашний день. Не мысленно, не в памяти, а на самом деле. Готов поспорить на фирменный телевизор «Филипс» (все равно я его практически не смотрю), что у вас ничего не выйдет. А в литературе – пожалуйста.
Ёрики-морики, сусака-масака, и мы уже во вчерашнем дне!
Итак, суббота, осенний вечер, место действия – знакомый уже сарайчик. Мы украдкой наблюдаем сквозь щель, как похитивший трубу петушок из гадкого, заморенного цыпленка преображается в сказочную жар-птицу.
– Кири-ку-ку! – пропел он веселым тенором, в котором трудно было теперь признать тот хрипастый, тоскливый голос, какой мы слышали в начале нашей истории.
Причиной этого вечернего чуда была, похоже, удивительная труба.
Пританцовывая на легких лапах, он прошелся гоголем по сараю.
Свысока посмотрел на гору опротивевшего цветного лома, Эверестом уходящую к потолку.
Клюнул в лоб дурацкого Чижика-Пыжика, которого его скупердяй-хозяин уже в третий или четвертый раз спиливает с гранитного постамента на Фонтанке под каким-то мостом. Жизни бронзовому Чижику-Пыжику оставалось ровно до понедельника, когда откроют ближайший пункт по приемке цветного лома.
Петушку на это было плевать. Он – птица благородных кровей, и никто его теперь не заставит надрываться на этой железной каторге.