Правительницы России
Шрифт:
Измайловский полк пошёл за Екатериной, а за измайловцами присягнули семёновцы и затем — преображенцы. В Преображенском полку под арестом находился Пассек. Когда его пришли освобождать, он подумал, что это — хитрая инсценировка и что на самом деле его выпускают только для того, чтобы проследить, к кому он пойдёт, и тем выявить других участников заговора. И Пассек наотрез отказался выходить с гауптвахты.
Последними принесли присягу императрице артиллеристы, после чего, около 9 часов утра, Екатерина, окружённая десятитысячной толпой солдат и офицеров, подъехала к Казанскому собору, куда Никита Панин привёз и цесаревича Павла. Собор был окружён множеством жителей
На глазах у всех этих людей архиепископ Новгородский и Великолуцкий Димитрий провозгласил Екатерину императрицей-самодержицей, а Павла — наследником престола.
После этого императрица возвратилась в Зимний дворец и начала диктовать манифесты.
В первом из них, от 28 июня 1762 года, говорилось, что Пётр III поставил под угрозу существование государства и православной церкви и что он готов отдать на порабощение Пруссии самое славу России, «возведённую на высокую степень своим победоносным оружием». Но законотворчество императрицы было прервано в самом начале из-за того, что Пётр оставался в Ораниенбауме в окружении верных ему голштинцев, а рядом с ним находился верный и храбрый старик — фельдмаршал Миних. Нужно было прежде всего ликвидировать это опасное гнездо, и Екатерина, оставив перо, чернила и бумагу, вышла навстречу духовенству, которое прибыло во дворец, чтобы совершить обряд миропомазания. Перед тем священники медленно и торжественно прошли по площади, на которой ровными шеренгами уже стояли тысячи солдат и офицеров при оружии и в полной амуниции.
Приняв миропомазание, Екатерина вышла на Дворцовую площадь в гвардейском мундире, с голубой лентой ордена Андрея Первозванного через плечо. Ей подвели коня, и она легко и грациозно взлетела в седло. Вот когда пригодились ей многочасовые уроки верховой езды! На другого коня, тоже в гвардейском мундире, села восемнадцатилетняя княгиня Дашкова, которую из-за её стройности и молодости приняли за юного офицера.
Екатерина объехала выстроившиеся на площади полки и приказала им пройти мимо фасада дворца, а сама вернулась в Зимний. Распахнув окно, она встала в проёме с высоко поднятым бокалом вина, показывая, что пьёт за их успех и здоровье. Проходящие полки ревели: «Ура!» и, весело разворачиваясь и перестраиваясь в походные колонны, направлялись на дорогу, шедшую к Петергофу.
Площадь ещё не опустела, а Екатерина уже вновь была на коне и, обогнав двенадцатитысячную колонну, встала впереди, ведя её навстречу голштинцам. В нескольких вёрстах за городом к колонне примкнул трёхтысячный казачий полк, а потом присоединялись всё новые и новые роты, эскадроны и батальоны.
На ночь войска разбили бивак, а Екатерина и Дашкова переночевали в пригородном трактире, заснув на единственной имевшейся там кровати.
Утром следующего дня двадцатитысячная армия Екатерины вошла в Петергоф. Город был пуст, так как голштинцы загодя отошли к Ораниенбауму.
Следует добавить, что ещё до того, как к Петергофу подошли главные силы Екатерины, туда в 5 часов утра уже примчался гусарский отряд под командованием Алексея Орлова. Голштинцев перед городом уже не было, а гусары Орлова увидели на окраинах Петергофа толпы крестьян, вооружённых вилами и косами, которых пригнали туда по приказу Петра III для борьбы с узурпаторшей Екатериной.
Увидев скачущих на них гусар с обнажёнными палашами, крестьяне разбежались, и отряд Орлова вошёл
Вскоре на его улицы вступила и армия Екатерины.
Большой Петергофский дворец превратился в военную ставку и императорскую Главную квартиру. Десятки сановников и придворных, ещё большее число офицеров и генералов сновали по многочисленным комнатам и залам. У дверей в апартаменты Екатерины, и у всех входов и выходов стояли часовые, по коридорам бегали посыльные и курьеры. И едва ли не больше всех носилась из конца в конец дворца Дашкова. Её знали уже почти все и беспрепятственно пропускали в любые покои. Столь же неожиданно и стремительно появилась она однажды и в покоях императрицы.
Каково же было её удивление, когда она вдруг увидела Григория Орлова, лежавшего на канапе и вскрывавшего толстые пакеты. Такие пакеты Дашкова видела в кабинете своего дяди — канцлера и знала, что они поступают из Кабинета его императорского величества. Дашкова спросила Орлова, что он делает.
— Императрица повелела мне открыть их, — ответил Орлов. Дашкова очень удивилась увиденному и выразила сомнение в том, что Орлов что-нибудь поймёт в этих бумагах.
Затем Дашкова побежала дальше, а возвратившись, увидела возле канапе, где лежал Орлов, стол, сервированный на три куверта. Вышедшая к ним Екатерина пригласила к столу её и Орлова. Из их поведения во время обеда Дашкова поняла, что императрица и Орлов любовники. С этого момента стремление первенствовать сделало сотрапезников Екатерины непримиримыми врагами. И победителем в этом противоборстве оказался Орлов.
...Во всём Петербурге нашёлся только один человек, который решился уведомить Петра III о совершившемся здесь государственном перевороте. Это был парикмахер императора француз Брессан. Он переодел своего слугу в крестьянский костюм, дал ему записку для Петра III, посадил на мужицкую телегу и велел ехать в Петергоф. Едва посланец переехал мост, как за его спиной встала цепь солдат, которым было велено не выпускать из города ни одного человека. Но было уже поздно — мнимый крестьянин оказался последним, кто проехал по дороге на Петергоф и Ораниенбаум.
...Утром 28 июня Пётр III выехал из Ораниенбаума в Петергоф, намереваясь там отпраздновать свои именины, приходящиеся на этот самый день. Стояла прекрасная погода, и Пётр ехал в открытой коляске, радуясь предстоящему празднику. С ним вместе были прусский посланник фон дер Гольц и Елизавета Воронцова, а следом тянулась вереница экипажей с прекраснейшими женщинами и преданнейшими ему придворными и слугами.
А в это время в Петергофе обнаружили исчезновение Екатерины. Часовой, видевший, как две женщины рано утром вышли из парка, ничего другого сказать не мог, и тогда двое слуг пошли в Ораниенбаум, чтобы сообщить императору о случившемся. Как только они вышли на дорогу, навстречу им попался ехавший верхом генерал-адьютант императора Гудович, и слуги обо всём ему рассказали. Гудович помчался обратно, навстречу Петру III, остановил его карету и рассказал об исчезновении Екатерины.
Пётр тут же высадил из экипажей дам, приказал им идти в Ораниенбаум, а сам погнал карету со всей возможной скоростью в Петергоф. Подкатив к павильону, где жила Екатерина, он бросился в её спальню, открыл шкафы, заглянул под кровать и стал зачем-то тыкать шпагой в панели и потолок. Через некоторое время прибежала Елизавета Воронцова и с нею вместе дамы, ослушавшиеся приказа Петра и побежавшие за ним в Петергоф, а следом появился и посланец Брессана и передал записку, где говорилось о произошедшем в Петербурге государственном перевороте.