Право быть
Шрифт:
Хм. Похоже, именно на этом свойстве и построена Пустотная сфера. Она отделяет основную часть сознания от плоти, одновременно пресекая обмен Силой, что и приводит к неизбежной скорой гибели. Дракон, оторванный от своего мира, умирает. Но если я по рождению дракон, значит, причина моей смерти… Та же?!
Чего я оказался лишен, когда в позвоночник вонзились иглы серебряного предателя? Не чувствую связи с Пустотой, не могу до нее дотянуться или докричаться. Пустота… Мой собственный мир? А почему бы и нет? Чем он хуже любого другого? И, в отличие от плоти драконов, у моего мира нет
Ну конечно! Стоит только взглянуть на ткань, чтобы понять. И как мне это раньше не приходило в голову? Нити переплетаются между собой, но никогда не становятся единым целым, а значит, между ними есть пространство. Тоненький, почти незаметный слой. Частичка моего мира. Мира, который больше всех остальных и от которого я сейчас отделен непреодолимой преградой.
Понимает ли серебряный зверек, что со мной происходит? Вряд ли. Он же освободился от власти слов, и я больше не могу ничего ему рассказать. Правда, моя тюремщица все же ухитрилась отодвинуть серебряный щит в сторону, на несколько мгновений, но все же добилась своего. Интересно, как? Уговорить обычным образом не могла, это точно. Она что-то упоминала о голосе… Нет, не так. Она сказала: если помнит, то услышит. Что же именно он должен был услышать?
Слова? Ни в коем разе. Чувства? Ближе к истине, но все равно не вплотную, ведь любое чувство человек рано или поздно старается выразить в своем сознании словесно или образно, а значит, серебро мало что поняло бы и уж тем более не послушалось бы. Тогда… Ощущения?
Требовался отказ от обороны. Полный. Значит, нужно было внушить серебру, что поблизости нет ни малейшего источника опасности. Оно должно было расслабиться, если та-
кое понятие применимо к металлу, пусть и разумному. Должно было ощутить покой и безмятежность, чтобы убрать все щиты. Значит, женщина попробовала каким-то образом осуществить передачу умиротворенности через водяные связи сознаний. Но откуда она могла все это взять? Где могла позаимствовать?
Только создать в себе самой. Только прочувствовать от начала и до конца.
Если общение происходит без слов и даже без образов, рожденных сознанием, передается как раз то, над чем мы никогда не удосуживаемся задуматься и на что почти не обращаем внимания. Так вот почему она осела на землю, словно вдруг оказалась без сил: прониклась покоем и благостью! Правда, все же сохраняя память о намеченной цели, но это, скорее всего, не врожденная способность, а результат долгих тренировок под присмотром умелого наставника, иначе первый же подобный опыт закончился бы… Закончил бы ее разумную жизнь, превратив душу в слепок одного-единственного ощущения.
Но она невероятно сильна! Ведь я тоже почувствовал Зов. Может быть, не совсем тот, что предназначался серебру, и может быть, чуть менее ярко, но вполне ясно. И пожалуй, я был счастлив, на несколько минут лишившись тревог и забот. Был счастлив, поддавшись коварному очарованию врага, поверив в невероятное, устремившись навстречу будущему… Или это ощущения зверька эхом отозвались во
Значит, между мной и серебром тоже существует связь сознаний, причем более короткая и более прочная, если мои ощущения зверек перенял почти мгновенно. Любопытно. Мы все же можем понимать друг друга? Понимать настолько, чтобы действовать совместно? Но как без слов объяснить, что я умру, если из моего позвоночника не вытащить иглы?
Как ощутить смерть?
Только умерев по-настоящему.
Тупик? Да. Что так, что эдак, итог будет один. Я лишь догадываюсь, какие ощущения посещают умирающего, и не могу представить, как перевести их на понятный серебру язык. Грусть, горечь, переживания о несбывшемся и невыполнен-
ном? Но зверек, в отличие от меня, достиг высшей точки своего пути: стал живым и свободным. О чем он может сожалеть? К чему может стремиться? Нет, боюсь, с подобной задачей мое воображение не справится.
Кроме того, одна только мысль, что я умру человеком…
Фрэлл!
– Ты ведь знаешь, что происходит.
О, совсем забыл о Борге, которому велели присматривать за мной и сидеть тихо. Честно говоря, думал, что «тихо» относится и к разговорной речи, но, похоже, зачарованное серебро в плоти моего товарища по несчастью не блещет собственным разумом.
– Знаешь.
Он не спрашивает, а утверждает и выжидательно смотрит на меня, приглашая к откровенной беседе. Что ж, почему бы и не поговорить напоследок?
– Знаю.
– И раньше знал? Ну, скажем так…
– Догадывался. Правда, в действительности все оказалось гораздо занимательнее и чудеснее.
– Что-то не вижу на твоем лице восхищения.
Потому что я уже навосхищался всласть. Еще когда находился на берегу озера. Но, возможно, и к лучшему, что чаша моего восторга вычерпана до дна.
– Это конец, да?
Ответить искренне? Или солгать, чтобы подарить надежду? Для начала попробовать потянуть время, чтобы не торопиться с принятием окончательного решения.
– Почему спрашиваешь?
– Потому что не знаю, как ты, а я предпочитаю уходить в Серые Пределы с чистой совестью, и раз уж рядом нет всех тех, у кого стоит попросить прощения, обращусь хотя бы к богам.
– Думаешь, им нужны твои жалобы и стенания?
– Мне нужны. А боги… - Борг посмотрел в потолок.- Пусть слушают, если хотят. А не хотят, им же хуже.
Могу поручиться, что услышат. Что дальше сделают с молитвой, угадать трудно, но запомнят твое последнее слово, не сомневайся.
– Так что, пора?
Умирать? Ох, и так настроение мерзейшее, а он, вместо того чтобы гнать мысли о смерти прочь, наоборот, подзывает, щедро рассыпая корм и клича: цып-цып-цып! Так и вижу, как по полу комнаты снуют скелетики кур, беззвучно разевая голодные клювы.
– Некоторое время у нас еще точно имеется.
– И сколько его?
У тебя больше, у меня… Последние крохи. Смерть - личное дело каждого, и вовсе не обязательно делить с кем-то ее недобрые дары.