Право ходить по земле
Шрифт:
— Не знаете? Но это же вы предложили — «шерше ля фам»?
— Боже мой, если вы говорите об истории со Ставицким, то я не имею к этому никакого отношения.
— Вот что, Зинаида Фёдоровна. Если вы хотите успеть на репетицию, то давайте не будем транжирить наше время. Хотя боюсь, что на репетицию вы сегодня всё равно не попадёте. А роль благородной подруги из вашей пьесы вам придётся репетировать здесь, со мной.
— Не запугивайте меня! — крикнула Панкова, и из глаз её брызнули слёзы. — Театральная общественность
— Чего не допустит театральная общественность? Моей молодости? — спросил вежливо Тихонов. — Наоборот, она её скорее будет приветствовать. Так, знаете ли, интереснее…
— Вы — мальчишка, — сказала Панкова, и лицо её теперь покрылось красными пятнами.
Стас покачал головой:
— Как жаль, что мы не в магазине. Там хоть висят плакаты «Будьте взаимно вежливы!». Тем более что я ещё не понимаю причины вашего гнева и испуга.
— Вы меня напрасно пытаетесь впутать в эту неприглядную историю! Сейчас не бериевские времена! — кричала Панкова.
— Ну-ка, тише, — вдруг резко сказал Стас, и Панкова сразу смолкла. — Насчёт времён вы правильно сказали. А в скверную историю вы себя впутали сами.
Он открыл ящик и разложил на столе четыре листа бумаги.
— Вот ваша автобиография из театра. Вот счёт за газ из вашей квартиры. Вот ваше объяснение, которое вы сейчас написали. А вот это, — он поднёс листок к глазам Панковой, — письмо Татьяне Аксёновой.
— Я ничего не понимаю, — сказала растерянно Панкова.
— Понимать нечего. Не надо быть почерковедом, чтобы увидеть: все бумаги написаны одной рукой.
— И что?
— А то, что это письмо найдено в сумке убитой Татьяны Аксёновой.
— Убитой? — с ужасом переспросила Панкова.
— Да-да, убитой. За три часа до того, как вы поспешно убыли в Ленинград.
— Но клянусь вам, это случайность! Ужасное, роковое совпадение! Я действительно писала ей письмо, но ничего подобного и в мыслях не имела. — Панкова зарыдала по-настоящему. Стас налил ей в стакан воды. У Панковой тряслись руки, и вода текла некрасивой струйкой по подбородку, рассыпалась тёмными каплями на платье. Она затравленно, не отрываясь, смотрела Стасу прямо в глаза. Тихонов отвернулся к окну. За стеклом летели сухие снежинки, в полдень было так же сумрачно, как и на рассвете.
Панкова плакала. Стас, прислушиваясь к её всхлипываниям, вспомнил, как сидела окаменевшая мать Тани, приговаривая всё время: «Донюшка моя, доня…» И подумал с ожесточением: «Плачь, плачь. Не жаль мне тебя. Таня, когда умирала, не плакала…»
Тихонов сел за стол, собрал бумаги, положил в ящик.
— Вы успокоились? Давайте продолжим. Но учтите: если вы будете снова врать, то уже сами — как вы писали Тане — «поставите себя в весьма опасное положение».
Панкова кивнула:
— Но зачем вы так грубо со мной говорите? Вы же воспитанный человек…
— А вы бы хотели, чтобы
Панкова снова кивнула. Лицо её стало некрасивым, обвисшим, со множеством мелких морщинок.
— Зачем вы написали письмо?
— Лена была так несчастна! И она надеялась, что, если эта женщина оставит Костю в покое, он вернётся домой.
— Вы снова говорите неправду.
— Почему?
— Это… это… — Стас вспомнил фразу из блокнота Тани Аксёновой. — Это одеяло лжи из лоскутов правды. Вы же прекрасно знаете, что Таня была не в курсе семейных дел Ставицкого. И специально информировали её письмом. После этого Таня указала Ставицкому на дверь. Поэтому говорить о том, чтобы она «оставила его в покое» нелепо. Правильно?
— Ну, значит, я оговорилась. Это же непринципиально!
— Нет, принципиально. Потому что вы рассчитывали так: получив письмо с угрозами, Таня испугается и заставит Ставицкого вернуться к Буковой. Так?
— Ах, может быть, и так! Но ведь, ей-богу, я действовала из лучших побуждений. Я хотела восстановить семью. Кто мог знать, что…
— Что? Кончится убийством?
— Я не имею к этому никакого отношения! Ведь это так страшно — убить человека…
— Боюсь, что вы не очень хорошо представляете, как это страшно — убить человека. Вы мне лучше скажите, кто мог совершить это убийство в интересах Буковой?
— Клянусь, я не знаю!..
— Ладно, допустим. У Буковой есть сейчас мужчина, как это называется, поклонник, который готов ради неё на всё?
Мгновение подумав, Панкова ответила:
— Да, есть. — И сразу заторопилась: — Но я его видела всего несколько раз.
— А что, Букова его скрывает?
— Нет, мне он просто не понравился.
— Подробнее!
— Ну, у него какие-то скверные манеры, очень разухабистые. Вообще он… не нашего круга. И… нетрезвый.
— Как он выглядит?
— Высокий, по-моему, шатен, худощавый…
— Как зовут его? — Тихонов задержал дыхание.
— Ника. По-моему, Ника. Или Кока…
— Его зовут Никита Казанцев? — спросил спокойно Стас.
— Наверное, — обрадовалась Панкова. — Полного имени я не знаю, но, кажется, его так и звали — Ника.
— Посидите здесь. Я скоро приду. — Тихонов подёргал ручку сейфа и вышел.
2.
— Через полчасика. Владимир Иваныч, сможете побеседовать с Никитой Казанцевым, проходившим у нас под условной кличкой Длинный. Савельев поехал за ним.
Шарапов поднял глаза от бумаг:
— Но-о! Нашёл-таки? Ну, хвались подвигами. Как вышел?