Право любви
Шрифт:
– Неужели жертвоприношения? – Дэконс немедленно насторожился и тревожно оглянулся на сидящую рядом Майку.
– Нет, – королева даже удивилась, – ужас какой! Неужели у вас так пополняют резерв?!
– Как у нас пополняют, мы не знаем, но раз после Васьки пришла мать, значит, как-то пополняется. Хотя… если учесть, что до этого много лет никто не проходил… может, просто был запас? Так что там со жрицами?
– Их отправляют в главный храм через особые зеркала, пробуждающие особую способность, но далеко не всем это дано. Мастера дали
– В моём мире это называется – магия, – важно сообщил русалке Конс, – только у нас, по-моему, с нею ещё большая напряжёнка, чем здесь.
– Ладно, с энергией мы разобрались, про девственниц послушаем как-нибудь в другой раз. – Стан решительно возвращал разговор в деловое русло. – Сейчас меня интересует, как можно узнать, что задумал адмирал?
– Кого-нибудь забросить во дворец? – Глаза Тины загорелись азартом. – Меня, например!
– Ни за что, – не выдержал героически молчавший до этой минуты Тарос. – Тогда лучше – меня.
– Нет! – подняла в решительном жесте руки королева. – Отправлять никого не будем, хотя зеркало в замке королевы есть. Однако после того, как через него ворвалась толпа заговорщиков и расправилась с родителями Лиокании, зеркало перевесили в комнату, которая запирается на несколько мощных замков, и кроме того, полна коварных ловушек. Даже адмирал не знает, как они открываются.
– А кто знает? – сразу заинтересовались клоны.
– Дядя королевы, двоюродный брат её отца. Он заведует в королевстве финансами и является ближайшим советником королевы по всем самым важным вопросам.
– Ришелье, – понимающе переглянулся с клонами Конс, – как пить дать, серый кардинал.
– Но у королевы от него какие-то тайны с адмиралом! – охладила их пыл Тина и, тяжело вздохнув, достала из-за ворота отобранной у Конса чёрной рубахи заветный медальон. – Я хочу вам кое-что рассказать… раньше считала это неважным.
На зал резко обрушилась такая тишина, что сквозь прикрытые ставни все расслышали, как самозабвенно высвистывают свою песенку ночные птицы на деревьях под окнами, упиваясь необычным покоем вечернего города.
– Откуда это у тебя? – почти прошептала моряна, наблюдая, как ученица, полуотвернувшись, привычно нажимает пальцами на заветные крючки.
Не выдержал… открывал несколько раз, если доводилось в дороге ночевать не под открытым небом, и подолгу всматривался в нежные черты, представляя себе, как она смеётся, как поправляет роскошные локоны, разговаривает… с ним, с Костиком.
– Подарили… – несчастно выдавила Тина и подала королеве раскрытый медальон, осторожно зажав в пальцах крошечный пропуск.
– А что за бумажка? – Стан уже стоял рядом и заглядывал через плечо моряны, пользуясь тем, что на полголовы её выше.
– Разрешение на аудиенцию королевы, – промямлила
– Но этого не может быть… – Королева не слышала слов иномирян, потрясённо рассматривая портрет. – Это же получается…
Она вдруг протянула медальон Васту и вся заметно напряглась, в ожидании, пока он взглянет на изображение. Стан тоже прикрыл глаза и очень порадовался собственной предприимчивости. Аура полуэльфа вмиг расцвела изумлением и растерянностью и вдруг резко сменилась возмущением, едва ли не гневом.
– Рассказывай, – почти приказал Стан и пристально уставился на анлезийца, не давая тому времени на изобретение отмазки.
– Расскажу… – вдруг покорно согласился Ливастаэр, – всё равно самому мне это не решить… особенно сейчас, когда остальные анлезийцы покинули Сузерд.
– Только сначала объясните мне, что такого невероятного вы увидели в этом портрете, – заупрямилась Тина, – лично я уже столько времени смотрю и – ничего особо необычного не вижу. Просто хорошенькая девушка.
Насчёт просто хорошенькой он, разумеется, покривил душой. Костик считал изображённую на портрете девушку идеалом женской красоты, его личным и, следовательно, незыблемым эталоном.
Тарос, рассматривающий в этот момент медальон, горестно и протяжно вздохнул, и этот полустон прозвучал слишком громко и откровенно в снова воцарившейся тишине.
Даже клоны покосились на парня сочувственно, не говоря об анлезийцах, но Костика сейчас не интересовали ничьи мнения и переживания. Его захлёстывали свои собственные.
– Видишь ли, – мягко проговорила королева, – ты просто не знаешь некоторых местных законов. На портрете, несомненно, принц Дагеберт, но невероятность в том, что он носит волосы по плечи. У него никогда не было таких длинных локонов.
– Не пойму, при чем тут законы? – въедливо поинтересовался Конс, отобравший медальон у квартерона и внимательно изучающий изображение. – Можете назвать меня мартышкой, но на портрете явно не парень. Ну… только если… это не фантазия художника.
– А закон при том, что запрещены всякие фантазии художников в отношении изображения членов королевской семьи, – поощрительно глянула на него моряна, – их положено рисовать с максимальной достоверностью. Именно благодаря этому правилу мы можем сосчитать все шрамы на лице дедушки Лиокании, Бертоленса Неугомонного.
– Получается, на этом портрете нарисована принцесса, про которую никто не знает? – бросив короткий и подозрительно недовольный взгляд на Тину, озвучил Стан то, о чем уже догадались все присутствующие. – И, раз она так похожа на принца, значит – они близнецы? Но почему королева её скрывает? Разве это такой уж недостаток, иметь близнецов?
– Вспомни железную маску, – подсказал Конс.
– Сразу вспомнил, но аналогий пока не вижу. Там были мальчики и могла возникнуть ситуация с расколом общества.