Право на легенду
Шрифт:
— Старый бродяга. Он и в Москве сумел разыскать себе жилье по вкусу, — рассмеялся Павел. — Ну-ка, поднимемся по этим скрипучим ступеням.
На двери висела записка: «Ушел на базар. Скоро буду. Если не задержат дела».
— Лаконично, — сказала Нина. — Как вы думаете, дела его задержат?
— Вряд ли. Водку он не пьет, пиво тоже.
— Ну, тогда подождем.
Они спустились во двор и сели на скамейку. К ним подошла большая дворняжка, увешанная репьями, посмотрела доброжелательно, улеглась рядом и задремала.
— Пока капитан выбирает на рынке говядину, — сказал Павел, — я расскажу
7
Он действительно много видел моряков, самых что ни на есть просмоленных, продубленных и прокуренных, таких, что за версту видно — вот идет моряк божьей милостью, сто раз тонул, выпил десять бочек рому и перелюбил всех красавиц во всех портовых городах мира.
— Так вот — все они пижоны перед Александром Касимовичем Варгом. Этот милейший человек, родившийся в Твери, уже с детских лет был отмечен необычностью своей фамилии: Варг не мог стать ни аптекарем, ни бухгалтером, ни врачом, потому что бухгалтер Варг — это одно, а капитан Варг — совсем другое.
И вот со временем под гнетом этой своей фамилии сухопутный человек, всю жизнь мечтавший развести где-нибудь на юге сад и виноградник, превратился в закоренелого морского волка. Но совсем в ином обличье: он не курил трубку, не носил бороду, не поминал всуе святую богородицу и Южный Крест, пил очень умеренно, чтобы не сказать, — не пил вовсе.
Зато он знал каждую мель и каждый перекат (если случалось заходить в устья рек) по всему северному побережью, знал навигацию лучше штурмана и мог собрать и разобрать все механизмы на своем буксире, — одним словом, моряк он универсальный, настоящий и скромно хвастается тем, что ни разу в жизни не тонул, не получал пробоин, не дрался в портовых забегаловках и, упаси боже, не видел Летучего голландца.
Вот такой он мужик — капитан Варг. Одна у него слабость — суеверен. И сентиментален. В хорошем смысле. Морские традиции чтит свято, но трижды свято чтит те, которые придумал сам.
Каждый год, открывая навигацию, он уходил к песчаной косе за мысом Кюэль, ложился в дрейф и давал длинный, протяжный гудок. На берегу, из дощатого домика старой метеостанции, выходили люди с карабинами и отвечали ему тройным салютом. Тогда он спускал лодку и шел к берегу.
Когда-то, очень давно, а точнее — лет двадцать назад, в этих местах разыгралась трагедия, подробностей которой не знает никто. Капитан, тогда еще механик на катере, случайно пристал к берегу — набрать пресной воды. На месте нынешней метеостанции стояла тогда крохотная охотничья избушка. Это, знаете, такое хитрое сооружение — вроде бы дом и вроде бы не поймешь что: в щели кулак пролезает, крыша течет даже в ясную погоду.
Капитан шел мимо и вдруг услышал писк. Открыл дверь. А там в ящике кулек корчится и плачет…
Как погибли родители девочки, так и осталось загадкой. Море есть море. Капитан привез Надю (он сразу назвал ее Надей) в поселок, устроил ее в ясли и сказал, что она будет его дочерью. Родственники не объявлялись. Капитан в ответ на всякие недоуменные вопросы и даже насмешки говорил, что эту девочку подарило ему море и поэтому он должен ее вырастить… Ну это долгая история. О Наде я вам расскажу потом, если
Много лет прошло. И каждый год, в один и тот же день капитан становился на рейде возле Песчаной косы, спускал лодку и шел к берегу.
Немногие знали историю, о которой я рассказал, но все знали, что такова традиция. А капитан в наших местах человек, о котором вы можете услышать в каждом поселке и на всем тысячеверстном побережье. И его традиции становятся традицией побережья.
На метеостанции менялись смены, но, кто бы ни дежурил, в определенный день в доме наводился порядок, готовилось угощение — капитан любил оленью строганину и горбушу, вымоченную в масле. Встречали капитана у самой кромки, цепочкой шли по тропе, выбитой в скалах. Впереди бежал черный, с прозеленью от старости пес Пират.
Ужинали в кают-компании. Потом долго сидели, пили чай — в этом он тоже понимал толк, нас с Венькой научил, обменивались новостями за год.
И вот пять лет назад случилось непредвиденное. Метеостанцию прикрыли. Где-то неподалеку выстроили новую, и она взяла на себя заботы о нашей погоде. Это было, наверное, дешевле. И разумней. А традиции по смете не предусмотрены.
Ни я, ни Венька, ни Олег не были тогда еще знакомы с Варгом: мы видели его в лицо, и только, а он нас даже не видел.
Я помню, Венька тогда вернулся с Врангеля. Усталый, злой — что-то там стряслось у них по дороге, долго сидел на койке, потом сказал:
— Вы слышали про этот финт? Через три дня Варг прилетает из отпуска — я узнавал у ребят, — а еще через день у него открытие навигации. Вам очень хочется увидеть, как старый капитан стоит на мостике своего лихого корыта и смотрит на пустой берег? Мне не хочется это видеть. И даже представить не хочется.
— Дай телеграмму протеста в Главсевморпуть, — сказал Олег.
— Твои бы остроты — да к делу, — огрызнулся Венька. — Вот что; мы будем встречать Варга на станции. У меня неделя отгула: часы вылетал полностью.
Надо ли говорить, что ребята мы были тогда шустрые. До станции восемьдесят километров, а дороги нет никакой. Точнее — дорога одна: морем. А в море еще шевелится лед, ни лодка, ни катер не пройдут, только ледовый буксир Варга таскает по такой воде баржи.
— Подумаешь, — сказали мы, — эка невидаль.
Веня тут же созвонился с ребятами из авиагруппы, и оказалось, что как раз к мысу Кюэль идет вертолет ледовой разведки. Мы вылетели за день. Нина, я доложу вам, это была работа! Представьте несколько комнат, в которых пировали мужчины, зная, что сюда больше никто не вернется. Представили? Так вот, мы все это вычистили, навели порядок, от которого нам самим стало не по себе.
Ну и, конечно, еды наготовили. Строганина, кета в масле, чай — инструкцию мы получили у старой смены. Даже бутылку спирта приготовили на случай, если капитан изменил своей привычке.
И еще мы привезли Пирата. Он жил в поселке, у сердобольного сторожа; мы арендовали его на время.
Ровно в полдень буксир был на рейде. Мы прильнули к окнам. Капитан не торопился — должно быть, шла приборка. Потом заревел гудок, и с соседних скал сорвались в небо чайки. Их было столько, что если бы каждому москвичу дать по птице, то хватило бы, наверное, еще на пригород.