Право на любовь
Шрифт:
— Зачем ты нюхаешь постельное белье? — помню, как спросил, когда застал за этим делом. Такая милая. Пузатенькая. Домашняя.
— Ну, оно так приятно пахнет, — стесняясь и краснея, отвечала она.
— Тебе так хочется его нюхать?
— Ну да.
— Давай тогда вместе нюхать. — смеясь, я присоединялся к ней. И мы могли часами валяться вот так.
Стоит ли говорить о том, что на двоих мы не остановились. И после Ярославы и Матвея у нас появился Дмитрий и Марьяна. Ведь продолжения мы видим только в наших детях.
Заезжаю в коттеджный поселок. Тут помню все.
Около дома стоят четыре машины. Узнаю машину среднего сына, младшей дочери и моей невестки. Открываю автоматические ворота и заезжаю во двор. Следом за мной замечаю машину своего старшего. Забираю папки и выхожу из авто. Блокирую и направляюсь на задний двор.
— Не спали мясо, как в прошлый раз, — язвит младшая дочь своему среднему брату. У них особая любовь с детства. Погодки. И как Марина с ними справлялась? Но ей точно при жизни нужно было воздвигнуть памятник. Да вообще всем женщинам его нужно воздвигнуть, что рожают детей и посвящают им свою жизнь.
— Будешь мешаться под ногами, тебя вместо мяса пожарю, малая, — отвечает сестре Дима.
Я же просто запоминаю эту атмосферу. Не хочется мешать и торопиться. Идеально все: большой дом, любимые люди, жена, дети. Невестка помогает накрывать Марине на стол. Марьяна им что-то подает с кухни. А Димка стоит у мангала и перекручивает шампура. Ну не идеальная ли картина мира? Не совсем. Не успеваю подумать, как темнеет перед глазами.
— Угадай, кто? — произносит басистым чуть голосом. Хоть и пытается этот голос сделать, но сходу узнаю.
— Яся. — опускаю её руки с моих глаз.
— Ну так нечестно. Ты всегда меня узнаешь. — надувает губки, как маленькая. Хотя ей уже тридцать пять лет. Но по её лучистому и доброму характеру знаю, она никогда в серьез не обижается и не сердится. Даже когда Матвей лез к ней, когда она сидела за уроками или ломал игрушки. Она никогда не злилась долго. Конечно, мы ей все восстанавливали. Но они были как одно целое друг с другом. У них очень крепкая связь.
— Здравствуйте, Ярослав Владиславович, — здоровается зять. И мы пожимаем руки. Обнимаясь, похлопываем друг друга по спине. Вот его я долгое время не мог принять в семью. И надо отдать должное, он это прошел и понимал. Но с возрастом я пришел к тому, что детей надо от себя отпускать. Они не могут быть вечно рядом. А обрезать им крылья я не хотел. Поэтому и принял его. Дочка с ним счастлива. А значит и я счастлив.
— Деда, — летит навстречу пока единственный внук. И я ловлю его на руки, обнимаю и скрываю в нём слезинки счастья от встречи. Скучал очень сильно. После того, как они переехали в свою Италию, видимся редко, но от этого встречи ценнее.
— Когда прилетели? Почему не позвонили? — наседаю
— Два часа назад. Пока добирались. Вот мы и тут, — говорит дочка, обнимая меня за плечи. — Соскучилась…
— И я, доченька. Очень. — прислоняюсь к её голове своей и прикрываю глаза.
— Ну что, пойдем к маме?
— Пойдем.
Заворачиваем полностью за дом и выходим на плитку, ведущую к накрытому столу.
— Бабушка… — спрыгивая с моих рук, внук летит за новой порцией обнимашек и тисканий к моей жене.
— Родной мой… А вырос то как… А какая на тебе модная футболка! — распаляется бабуля.
— Это мне мама купила, — говорит внук.
— Какая мама у тебя молодец! — говорит жена и обнимает дочку. — С приездом, моя хорошая.
— Привет, мамуля, — в ответ обнимает она её. У них теплые отношения. Но с любой проблемой или секретом она приходила ко мне. Знает, что жена будет волноваться и пить успокоительное. А я вроде как сильнее. Хотя кто сказал, что папы волнуются и переживают меньше? Как бы не так. Просто мы мало этого показываем. Но сердце за них всегда болит. В каком бы возрасте они не находились. Иногда даже ночи не спал, ждал, когда вернутся с клубов своих. И пусть это пять или три утра, но знал, что дома. Что в безопасности.
— Привет, — целую жену.
— Давно приехал? — спрашивает Марина. — Как всё прошло?
— Минут тридцать назад. Все хорошо, не переживай. Наш Матвей — профи в своем деле. Да, сынок? — обращаюсь к нему. И смотрим вместе, как он обнимает свою беременную жену. С каким трепетом и нежностью он на неё смотрит.
— Да, пап. — отвечает, улыбаясь глазами.
— Ты у меня молодец, — говорит невестка и гладит его по щеке.
— У нас, кстати, есть для вас новость. — говорит Матвей.
— И какая же? — с интересом спрашивает моя жена.
— Давайте сначала сядем за стол, а потом поговорим, — командует Наташа, стесняясь.
— Согласна, — поддерживает её Ярослава. — Мы лично голодные.
— Тогда что мы стоим? Присаживайтесь, — говорит жена.
— Ярослав, давай мой руки, относи свои папки в кабинет и возвращайся. В кой-то веки всей семьей собрались.
— Хорошо, моя любимая. — целую её в губы.
— Ярослав… — стесняясь, чуть отстраняется. — Дети…
— У этих детей уже свои дети есть. А ты все стесняешься. Но мне нравится… — поддеваю её.
— Так, все, иди. Не сбивай меня с толку. — уворачивается от меня.
— Марьяша, что я еще хотела поставить на стол? — спрашивает младшую дочку.
— Овощи, мамуль, — отвечает она.
— Точно! Овощи. — отходит к кухне.
— Привет, папуль! — целует меня в щеку младшая и самая шкодная из всех детей. С этой егозой мы не знали ни дня, ни ночи. Спать могла только в коляске или в машине по району гуляя, желательно по самым крупным ямам. Спокойствие — это не для неё. Ну, в принципе, имя не зря такое дали. Но в семье прозвали её Шипучей Вишней. Ей подходит. У неё мои волосы кудряшками, мой нос, мои полные губы и родинка. Она заводила всей компании. Никогда не оставалась в стороне. Праздник начинался с неё. В ней кипит жизнь. Точнее бурлит.