Право на поединок
Шрифт:
– Держись позади всех, – так же тихо продолжал Волкодав. – Если у меня не получится, сразу беги. Не оглядывайся и не пытайся помочь. Надо ещё разыскать Тилорнов корабль…
– Что у тебя не получится?… – испуганно спросил Эврих, уже понимая, что распущенные волосы Волкодава были, как всегда, не к добру. Венн явно что-то задумал, но что именно, выяснить не удалось. Вождь Лагим вскинул руку, и шаны двинулись на врага. Двинулись медленно, в грозном молчании. Не обычная стычка предстояла им – битва на глазах у Богов, сражение, призванное навсегда разрешить старинную тяжбу…
Эврих не посмел ослушаться Волкодава. Он не сегодня усвоил, что во всём, касавшемся
Сблизившись на расстояние оклика, два отряда остановились. Сейчас вожди огородят и освятят поле сражения, и воители войдут внутрь очерченного пространства, чтобы выйти обратно победителями. Или вовсе не выйти. Седобородые кряжистые деды, цветущие мужчины, мальчишки с едва проклюнувшимися усами. Аррант разглядел Элдага. А потом и Йарру, по праву близкого родственника стоявшего недалеко от вождя.
Среди квар-итигулов мелькали белоснежные спины – воины привели с собой утавегу, примерно половину стаи. Эврих отрешённо подумал, что это, пожалуй, даёт им преимущество. Если бы он видел, какие чудеса выделывал с кинжалом Тхалет, он бы изменил своё мнение.
Юные воины уже подавали своим вождям нарезанные стебли травы шех, когда благоговейная тишина неожиданно взорвалась всеобщим ропотом. От войска шанов отделился один человек и размеренным шагом пошёл вперёд, чтобы встать посередине поля, ещё не размеченного для битвы.
Волкодав.
При виде него утавегу разразились горестным воем и во главе со Старейшей хлынули навстречу своему Вожаку. Вероятно, только поэтому на венна не накинулись сразу с обеих сторон. Квар-итигулы были слишком изумлены поведением псов, чтобы думать о чём-то ещё. Шан-итигулы, вскинувшие было луки – смерть перебежчику!… – вовремя сообразили, что «белые духи» не простят им ни одной случайной стрелы и бросятся рвать, а значит, святость сражения будет непоправимо осквернена.
Утавегу окружили Волкодава кольцом, жалобно скуля и оглядываясь то на него, то на хозяев, то на врагов, которых выучка, закреплённая памятью поколений, повелевала убивать не раздумывая. Они и теперь с радостью совершили бы то, к чему были приучены, но приказ Вожака удерживал их крепче любой цепи. Старейшая ещё время от времени косилась на горный склон по ту сторону пропасти. Волкодав и сам ощущал смутное беспокойство, как-то связанное с этой горой. В чём тут дело, разбираться было некогда; он знал только, что ни за какие блага не полез бы на этот приветливый с виду склон, даже если бы не было пропасти, а его настигала погоня.
Чувствуя на себе десятки взглядов, он не торопясь расстегнул пряжку, вытянул наплечный ремень и взял Солнечный Пламень вместе с ножнами на ладони.
«Даже если ценой окажется жизнь…»
– Вождь Лагим! – сказал Волкодав, обращаясь к шанскому предводителю. – Ты посадил меня у своего очага и разделил со мной хлеб, называя кровным братом племени шан-итигулов. Я этим горжусь!
Лагим ничего не ответил, но его воины, ещё державшие стрелы на тетивах опущенных луков, принялись стыдливо убирать их в колчаны. Минул угар первой яростной вспышки, и стало ясно, что целиться в родственника неприлично. Недостойно мужчин.
– Вождь Элдаг! – повернувшись
Эврих сообразил наконец, что было на уме у его спутника. Брат моего брата – мой брат. Два итигульских рода, двести лет назад разлучённые жестокой войной, обрели общего родственника. Урождённого или названного, не всё ли равно? Святость побратимства строго соблюдалось в горах. Поднять руку на побратима – переступить честь…
– Вы оба – мои великие братья, – сказал Волкодав. – Решите убивать друг друга, убейте сначала меня. Я не буду сопротивляться. И мои другие братья вам тоже не помешают…
Утавегу, стеная и скуля, отползли ему за спину. В собачьих душах бушевало безысходное горе: погибнет Вожак, и станет незачем жить. И они никак не могли помочь Ему – только оказать послушание, которого Он от них попросил.
Волкодав повернулся лицом к Харан Кииру, опустился на колени и замер, положив меч у правой ноги. Эврих знал, что левой рукой венн действовал не хуже любого природного левши, но очевидно было и то, что этим своим умением он не воспользуется.
– Убивайте тогда уж и меня! – услыхал аррант свой собственный голос. Вокруг стояла потрясающая тишина – казалось, необъяснимо замолкли даже ручьи, – и на Эвриха обратились все взгляды. Молодой аррант судорожно прижал к груди сумку с «Дополнениями» и начал пробираться вперёд: – Тебе, Элдаг, мы вернули племянника, дитя твоего несчастного брата, погибшего по ту сторону моря! Мы преодолели страшные испытания, чтобы украсить твой дом ещё одним юным мужчиной!… Забудь об этом, вождь, если так уж боишься, как бы не потрескалась бирюза на твоём знаменитом кинжале!… А тебе, Лагим, мы вернули сестру. И маленькую племянницу, которую она носила во чреве! Мы не побоялись ни людей, ни Богов, чтобы у твоего очага засияло двойное сокровище!… Подойди сюда, Лагим, и убей, но помни, что Раг и её дочь стоят здесь, рядом со мной!…
Эврих выкрикнул эти слова и почувствовал слёзы, бегущие по щекам.
«Даже если ценой окажется жизнь…»
Так они и застыли вдвоём посреди широкого луга, между двумя отрядами, готовыми схватиться в сражении и резаться до последнего. Учёный, стиснувший белыми пальцами самое дорогое, что у него было: сумку с недописанной книгой. И воин, добровольно отложивший меч. Кто видел Волкодава три года назад, на краю другой пропасти, именовавшейся Препоной, – оценил бы.
И было тихо.
Прошло мгновение, и ещё, и ещё. Никто не двигался с места. Потом утавегу вдруг вскочили, как по команде, и, пятясь и щетиня загривки, хором залаяли и завыли. Волкодав поднял склонённую голову и посмотрел в ту же сторону, что и его четвероногие братья. Туда, откуда всё это время исходило невнятное, но остро ощущавшееся предупреждение.
Горцы, боявшиеся отвести глаза от неприятелей, замерших в нескольких десятках шагов, стали оглядываться. Что-то происходило за пропастью, на южном склоне долины. Что именно – некоторое время понять было трудно. Потом люди увидели.
Там пришло в движение нечто настолько громадное, что разум поначалу отказывался воспринимать. Как позже объяснил Эврих, небывалая гроза напитала водой горный склон со щедростью, какой здешняя земля не знала вот уже сотни лет; проникшая влага несколько суток размачивала глинистый слой, пока не сделала его скользким, точно взбитое мыло. Вот и случилось, что гигантский ломоть земли и камней вдруг взял и тихо сполз вниз прямо на глазах у людей.