Право на рок
Шрифт:
Иногда они всей компанией вместе с Севой Грачом и Ильей Маркеловым (аппаратчиком) прямо с вокзала наезжали к нам. Отмечали возвращение, отдыхали, разъезжались. Майк радовался, что в «Зоопарке» такие отличные ребята. Никогда не устают от долгого и тесного общения - и это здорово! Интервью у Майка брали довольно часто. Он к ним относился нормально. Особенно, если журналист «подготовился к интервьюшечке» и не задавал идиотских вопросов. «Почему ваша группа так называется?», «Что Вы раньше пишете - слова или музыку?», «Каковы Ваши творческие планы?».
Музыкантов всегда спрашивают про поклонниц. У «Зоопарка»
Майк, человек сентиментальный (хоть и скрывал это, по возможности), категорически отказывался участвовать в благотворительных концертах в фонд чего-нибудь. Не доверял этим фондам. Не раз говорил, что будь у него возможность передать деньги из рук в руки конкретному, скажем, детдому, «Зоопарк» отработал бы сколько надо и с удовольствием. А дарить деньги наживающимся на чужом несчастье чиновникам что-то не хочется.
«Любой труд должен быть оплачен», - считал Майк и отличался в этом щепетильностью. Но рок-н-ролл был для него чем-то намного большим, чем способ зарабатывать деньги. Помню, долго удивлялся: «Я занимаюсь любимым делом, а мне еще и платят за это!»
Конечно, мечтал об аппаратуре для группы, о хорошей гитаре, о записях в студии, о съемках. Казалось, что еще чуть-чуть - и все будет. Но чуда не случалось. Деньги появлялись и исчезали, добрый дядя не показывался на горизонте, а как умудряются иметь хороший аппарат другие музыканты, Майк понимал с трудом.
«Я не люблю деньги, но я нуждаюсь в них». Порой нужда была острой. Но даже и тогда Майк оставался верен себе. Помню момент, когда стали приходить письма из ВААПа. В них содержались настоятельные просьбы принести тексты и клавиры таких-то песен. Миня эти письма просто откладывал (правду написал в какой-то песне, что боится учреждений и очередей). Очень долго уговаривали его сходить туда, дабы потом спокойно получать авторские гонорары (отнюдь не лишние). Наконец Александр Петрович сам расписал клавиры и чуть ли не за руку отвел Майка в ВААЛ. Деньги же охотнее всего тратились на пластинки, книги, темные очки, пиво и встречи друзей.
К еде Майк был абсолютно равнодушен, а с соевым соусом мог съесть, наверное, любую гадость. Была у него странная привязанность к болгарским консервам, фасоли, бобам и котлетам за 12 копеек. «Сытость располагает к лени и нездоровому гуманизму», - цитата из Майка. Еще говорил, что его вполне бы устроили специальные таблетки: проглотил - и не надо отвлекаться на еду.
– Что подарить тебе на день рождения?
– спрашивал Миня.
– Подари себе новые джинсы, и ты меня осчастливишь, - отвечала я
Редко случался такой праздник: Майк под нажимом семьи и общественности купил себе обновку! Долго привыкал к новой вещи, но старые не выбрасывал - в них чувствовал себя уютнее.
Даже ссорились. Я зудела, что пора бы обзавестись приличным концертным (хотя бы!) костюмом. Майк невозмутимо отвечал, что у «Зоопарка» имидж дворовой группы, и он ему вполне соответствует.
Украшений, колец не надевал никогда. С удовольствием носил только часы-напульсник - подарок любимого Демы.
И все-таки Майку временами хотелось походить во фраке, в чем-то этаком черно-бархатном. Вальяжность ему к лицу, и в обстановку утонченной роскоши он прекрасно бы вписался.
Михаил Васильевич всерьез жалел, что сейчас не принято почтительное обращение на «вы» к членам семьи. Крошечного сына звал Евгением Михайловичем, передавал церемонные поклоны. Маму свою за глаза называл маменькой или матушкой, Таню - любезной сестрицей или по отчеству. Это все было очень органично. Тем более, родителей он искренне любил. А свою бабушку вспоминал с особенной нежностью…
Пока «Зоопарк» гастролировал, я принимала у себя подруг.
Они предпочитали заходить в отсутствие супруга. Не то чтобы Майк был слишком суров, но ему была заметно милее мужская компания, нежели дамское щебетание.
К некоторым моим знакомым девушкам Майк привыкал годами, только потом отношения налаживались. Я сердилась и обзывала Миню женоненавистником. Это зря - он просто не был дамским угодником. Мог стать идеальным другом, с которым легко говорить и которому легко плакаться в жилетку. Умел слушать, пытался помочь, вздыхал часто: «Бедные вы, бабы!» Старых боевых подруг уважал и братски любил «сестренок Оленек». Неправильно его обвиняли в цинизме. Вспомните песни «Мария», «Горький Ангел», «В Этот День», «Да Святится Имя Твое». В них поклонение Женщине и такая нежность!
Я знаю, что больше любят цитировать «Дрянь», «Прощай, Детка». Но ведь женщины бывают разные.
Еще важная деталь: Майк терпеть не мог, если подвыпившие мужички начинали сплетничать о дамах. Такие разговоры пресекались немедленно и в резкой форме.
Довольно своеобразно Майк относился к иностранцам. Словно боялся, что его могут заподозрить в корыстных интересах, и на всякий случай становился в позу.
Однажды наш приятель привел в гости барышень из Голландии. Майк читал, полеживая под одеялом. «Ты бы встал, дамы все-таки», - попросила я. «Пусть думают, что такие наши русские обычаи», - отвечал вредный Миня. Так и общался, и пиво из банок пил лежа. Только потому, что иностранки!..
Другой случай. В наш «пенал» приехал американец - брать у Майка интервью. Разговор шел на английском, довольно долгий и, видимо, интересный. Но, прощаясь, корреспондент подарил Майку пачку дорогих сигарет. «Спасибо, я курю только «Беломор», - вежливо отказался Миша. Но в лице сильно изменился и долго возмущался тем, как его унизил, казалось бы, приятный человек.
Подобных историй много. Я не могу представить, чтоб Майк попросил привезти из-за границы гитару, «примочку» для гитары или какой-нибудь пустячок. Такая вот «у советских собственная гордость». Вернее, нормальное чувство собственного достоинства.