Право на вседозволенность
Шрифт:
– Ладно, я позже с ним разберусь! – пообещал король и небрежно бросил сообщившему ему о беспределе Карминского надзирателю: - Подготовьте Линареса к транспортировке. Поедете с ним следом за нами. Так и быть, позабочусь о вас в знак благодарности за оберегание Юлианы! Эдмунд, где здесь можно спокойно поговорить?
Карминский молча пошел вперед, показывая дорогу. Они вошли в ту самую комнату, где не так давно подвергался истязаниям Станг, и Юлиана поежилась от жутких воспоминаний. За то время, что она просидела у Эктора, помещение успели прибрать и в нем ничего
Король занял единственный оставшийся в комнате стул и сердито посмотрел на безмятежного инкатора.
– А теперь, Эдмунд, я жажду услышать твои объяснения! Зачем ты закрыл Юлиану в камере с убийцей? – сухо спросил он.
Тот недоуменно пожал плечами.
– Ваш информатор вам наврал! Все было несколько иначе: я собирался лично успокоить Линареса, но Юлиана пожелала сделать это сама! У нас с ней состоялся короткий спор, в ходе которого она заявила мне, что мои методы для нее неприемлемы и она предпочитает утихомирить буяна без меня. Разве не так все было? – спросил он у девочки.
Та была вынуждена согласиться с ним.
– Она вообще что угодно была готова сделать, только бы отлынуть от занятий, на которых вы так настаиваете!
– Потому что они невыносимы! – воскликнула Юлиана.
Инкатор вскинул руки, признавая свое полное бессилие.
– Вот! Теперь вы сами видите, Ваше величество, как она относится к нашим урокам! Я ужасен, и то, что я делаю, тоже ужасно! Как же мне обучать ее при таком неуважительном отношении к себе и своей работе?
Раздосадованный монарх издал полурык-полустон и попросил Юлиану ненадолго покинуть их. Когда дверь за герцогиней закрылась, он гневно напустился на Карминского.
– Эдмунд, ты что творишь?! Ей всего четырнадцать! Нельзя было начать с чего-то попроще?
– Зачем? – пожал плечами тот. – Почему я должен ей лгать? Она с самого начала должна знать, что ее ждет! Тогда, возможно, у нее хватит убедительности отговорить вас от несуразного решения! Так что пусть сразу с головой ныряет в зловонную помойку худших проявлений этого мира, в которой я барахтаюсь уже более тридцати лет. Выплывет - хорошо! А утонет - не жалко! Что бы с ней не произошло, это случится по вашей воле, а не по моей. Ибо вы ей выбрали этот путь!
Король насупился и промокнул шею платком.
– Можно подумать твоя работа состоит из одних допросов!
– проворчал он.
– О, да! Не только из них! – криво усмехнулся инкатор.
– В следующий раз возьму ее с собой подавлять мятеж! Уверен, она будет в восторге!
– Ты можешь не ерничать каждую минуту? – взъелся Оберон. – Я всего лишь прошу тебя учитывать ее возраст! Это так трудно?
Жнец покаянно опустил голову.
– Простите меня, Ваше величество, я и впрямь слегка перегнул палку! Юлиана и правда еще ребенок, а мне кто-то говорил, что детей нужно учить в игровой форме. Поэтому завтра мы с ней устроим занятие на детской площадке! Сложим в песочнице пазл из фрагментов тела Линареса…
– Эдмунд! – взревел король.
– Что, в песочнице нельзя? – расстроился
– Ах ну да, недобросовестные хозяева там вечно выгуливают своих собак! Негигиенично! Тогда устроим пикник на природе! Посадим какую-нибудь валькинорскую шпионку на муравейник – женщины так умилительно визжат при виде букашек! А для создания радостной атмосферы наденем ей на голову цветной колпачок и привяжем к шее и рукам воздушные шарики. Потом разожжем костер - для уюта, разумеется...
– Заткнись! – злобно процедил король. – С этого дня вы занимаетесь раз в неделю! Будете постепенно привыкать друг к другу. В ближайшие два года никаких практических занятий! Только теория, и только в академии! Тебе все понятно, Эдмунд? И ты ни пальцем, ни словом не тронешь ни Линареса, ни позвонившего мне Диаса! Оставишь их в покое!
– Ни пальцем, ни словом! – поклялся Карминский. – Есть куда более эффективные приемы обеспечить им покой.
Оберон топнул ногой.
– Прекрати фиглярствовать! Ты прекрасно понял, что я имел в виду! И еще. Я тебе это уже говорил однажды, но повторю снова, в последний раз, потому что ты, как мне кажется, в первый раз не расслышал меня. Видимо, виной тому старческая тугоухость.
Глаза инкатора блеснули льдом, но он смолчал. Астарот подошел к нему вплотную и заговорил, чуть ли не по слогам проговаривая каждое свое слово.
– Эта девочка мне гораздо дороже, чем ты, Эдмунд! Она слишком много значит для моего сына, чтобы я позволил тебе избавиться от нее. То, какой будет твоя старость, напрямую зависит от того, насколько хорошим инкатором она станет. Если же она умрет, то ты тут же отправишься вслед за ней. И если она по твоей вине не оправдает моих надежд, то произойдет то же самое!
– Да хоть режьте меня, она их не оправдает! Никогда! – поджав и без того тонкие губы, зловеще предрек Карминский.
Рот Оберона растянулся в неискренней улыбке, в то время как его глаза пылали угрозой.
– А ты постарайся, дорогой! Я в тебя верю! И в средствах особо не ограничиваю. У меня всего три условия: чтобы она была живая, здоровая и пригодная для этой должности. Это совсем не много, Эдмунд. Ты и не с такими поручениями справлялся! Но помни: два года никакой практики!
Он вышел из комнаты, намереваясь как можно скорей увезти Юлиану из этого мрачного места. Карминский проводил его меланхоличным взглядом и тоже направился к выходу.
Часть 2
Для Юлианы потянулись безрадостные дни учебы в академии, где она с первых же дней своего пребывания стала изгоем. Ее близость к Карминскому отпугивала других студентов и они старательно обходили ее стороной, словно она была больна чумой или проказой. Ее очень вежливо приветствовали, так же вежливо отвечали на ее вопросы, а через пару минут очень вежливо извинялись, ссылаясь на неотложные дела и исчезали.
Никто так и не смог понять за какие заслуги Оберон выбрал ее в инкаторы, поэтому все единогласно сошлись на самом простом объяснении и за глаза прозвали Юлиану королевской шлюхой.