Право на жизнь
Шрифт:
– А мне что-нибудь предскажи, – подначил его Данил.
– До кондиции я еще не дошел, – опрокидывая стакан, ответил дед. – Налей-ка еще… Да полней, полней! Ты что – краев не видишь?
Данил вновь наполнил стакан старика, теперь уже до самого края.
– Не надоедает одному?
– А я не всегда один. Коль надоест, так я дом на палку закрываю, Лохмача беру – я без него никуда – и в тайгу. Километров тридцать отсюда, через болото, изба стоит, у меня там друг закадычный живет. Закатимся с ним в тайгу на неделю – раздолье!
– Значит, есть люди в округе?
– Как
– И к северу есть? По карте если смотреть – там изб да селений много…
Старик, вновь пригубивший стакан, вдруг поперхнулся, закашлялся.
– Все карты, что у вас есть, можете в нужнике использовать, – проворчал, откашливаясь, он. – В натуре – все по-другому. Дальше – Блуждающий край. Местность и дороги часто меняются, и куда они ведут теперь, – я не знаю. Да и никто не знает. Мы с Миколой туда и не суемся с того самого раза, как две недели плутали и еле вылезли. А ведь я эти места еще в детстве все вдоль и поперек исходил. Как такое может быть? – он помолчал немного. – Если же на Непутевый туннель нарветесь, так я за вас и вообще гроша ломаного не дам…
– Что еще за туннель? – нахмурился Хасан.
– Да уж такой вот, непутевый. Сроду в наших краях никаких туннелей не водилось, – а тут объявился. Своей жизнью живет, не всякому показывается. Кто спокойно идет, обычной дорогой, а кому и через него приходится. Только редко кто проходит.
– Почему?
Старик нагнулся к ним, понижая голос до шепота:
– Молва разная ходит… Говорят – бесконечен он, как лента Мебиуса. Потому и Непутевый – ведет, но никуда не выводит. Там нет пути. И попав внутрь, человек обречен скитаться в кромешной тьме до конца своих дней…
– Куда ж деваются?
– Было б у кого поинтересоваться, – спросил бы, – ворчливо ответил старикан. – Глупые-то вопросы не задавай…
Он допил стакан и кивнул Данилу:
– Наливай…
– Шестой стакан будет… – предупредил Данил, набулькивая жидкости. – Заканчивается…
– Не учи отца… и баста, – отрезал старик, опрокидывая граняк. – Ща… ик… предскажу…
Он грохнул опустевшим стаканом о стойку, рыгнул и уставился внезапно помутневшими глазами на Добрынина.
– Готов правду-матку услышать? – грозно, дыша перегаром, спросил он, и Данил поразился тому, что, несмотря на полупьяный вид, язык его ни сколько не заплетался, а приобрел даже какую-то глубину и звучность…
– Дошел до кондиции… – пробормотал сбоку Хасан.
– И тебе скажу. Но поперва – тебе, – старик уткнул заскорузлый палец Добрынину в грудь и заговорил нараспев. – Путь твой во мрак идет, в бездну. Сзади тебя – тоже мрак и смерть. Она уже опутывает тебя, тянет к тебе щупальца свои… С головы до ног опутывает… но шанс у тебя еще есть. Есть шанс… И даже если избегнешь ты бездны – близость ее изменит тебя, сделает совсем другим человеком. И путь твой дальнейший будет мучительно труден, и не будет тебе покоя…
Он внезапно замолк, покачиваясь и глядя на сталкера в упор пьяным взором.
– Мутно, как и у всех предсказателей, – резюмировал
– Подробнее завтра будет, – туманно ответил старик. – Зайди ко мне утрясь, мож еще что за ночь приснится… Внесу ясность. Да такую – жить больше не захочешь…
– А для меня есть что-то? – поинтересовался Хасан.
Старик перевел залитые самогоном глаза на него:
– И для тебя, майор, есть. Замысел твой удастся. И повышения ты тоже дождешься. Но берегись тех, кто останется в живых! Берегись последних!.. – старик вдруг пошатнулся, теряя равновесие, ноги его подогнулись, и он тяжело повалился куда-то за барную стойку.
– Нострадамус, мать его… – усмехнулся майор, но Добрынину вдруг на долю секунды показалось, что в глазах его мелькнул страх. – Интересно вечер окончился…
Данил хмыкнул. Сам-то он скорее развеселился, слушая путанные и невнятные предсказания старика. Пьяный дед-предсказатель был скорее смешон, чем грозен или, тем более, страшен… И тот страх, что он уловил в глазах майора, был ему непонятен. Неужели попал дед, в самую точку попал?
Добрынин встал, перегнулся через стойку – старик, растопырив ноги в облезших кирзачах, валялся навзничь в пьяном обмороке.
– Поднимем?
Хасан отмахнулся, вставая со стула:
– Пусть проспится. Полбутыли самогона в одиночку выдул – тут любой свалится. Хочешь – поднимай, а я на боковою.
Данил с сомнением глянул еще раз на лежащего шамана – и пожал плечами. Возиться в одиночку не хотелось. И то правда: отдохнет – сам встанет.
На том и разошлись.
Комната уже спала. Укладываясь на матрас, Добрынин на полном серьезе подумывал разбудить товарищей и выложить им сногсшибательную новость, но, подумав, отказался от этой мысли. Если решит майор обнародовать – так пусть сам и говорит. А то скажешь вот так – а потом не получится что-то или Хасан передумает… Доказывай потом, что ты не верблюд.
С этой мыслью он и уснул.
Утро началось с сюрприза – пропал старик. Тужурка его висела на прежнем месте, на самой крайней вешалке, почти у дверей, а вот кирзачей не было. В комнате – несмятая кровать, будто и не ложился даже, по двору бегает, исходя лаем, отвязавшийся Лохмач… Создавалось впечатление, что старик, проспавшись среди ночи, поднялся и ушел куда-то в неизвестном направлении. Бойцы только руками разводили – никто ничего не слыхал и не видал, даже охрана. Впрочем, охрана могла просто не заметить – внимание-то на окружающую местность было направлено, а не внутрь охраняемого периметра.
– Дожидаться не будем, – вынес вердикт Хасан. – Так можно неделю на месте просидеть. Старик – чудило то еще, мог среди ночи и к дружку своему двинуть…
Погрузились быстро, тронулись по ясной погоде, с самого восхода солнца. Вчерашний дождь словно омыл небесный купол, и он сиял пронзительной, глубокой синевой. За ночь земля немного подсохла, да и тракт теперь состоял больше из гравия, и потому колонна сразу же двинулась с приличной скоростью.
– И все же интересно, куда старик делся? – лежа на полке, размышлял Сашка. – Одежда на месте, и собака тоже…