Право на жизнь
Шрифт:
— Люта пропала… — тихо сказала женщина. И тихонько заплакала.
Данила сидел рядом с несчастной матерью, которая никак не могла взять себя в руки, и не знал что сказать. Неловкость сковала его язык, обездвижила руки. Он все еще не верил в происходящее. Люта пропала? Но как она могла пропасть? Нет, не может быть. Может, просто вышла ненадолго задержалась, а мать волнуется.
В доме что-то неуловимо изменилось. Вроде все предметы обихода и неказистая мебель, остались на месте, но что-то навсегда ускользнуло. Не хватало того маленького, неприметного, но столь необходимого уюта. Почему, куда он исчез?
— Давно ее нет? — Ляпнул он невпопад.
Женщина подняла полный тоски взгляд.
— Уже почти месяц прошел… И ни весточки. Убили ее, снасильничали и убили, ироды! — Мать кричала не в силах остановиться.
Данила медленно пятился из комнаты. Ему было нечего сказать ей. Он и не хотел ничего говорить. Собрал свои скудные пожитки, пристегнул к поясу меч.
— Я найду ее, — бросил он с порога. Но женщина его не слышала. Она уже не верила ни кому и ни чему.
В корчме было людно и шумно. Слышались пьяные разговоры, кое-где вспыхивали вялые, тут же угасающие споры. В воздухе висел пронзительный аромат жареного мяса, специй, печеного чеснока и стойкого перегара, являющегося неотъемлемой частью этого заведения. Данила сидел за столом перед миской с мясом. К еде он так и не притронулся, зато стакан за стаканом хлебал медовуху. Но отчего-то крепкий напиток совсем не расслаблял, вызывая лишь тошноту, да головную боль. На него уже подозрительно косился хозяин корчмы, низкий коренастый мужик с лысым черепом и густой рыжей бородой. У стойки стоял здоровый, могучий воин из числа дружинников. Заметив волнения корчмовщика, подсел к Даниле.
— Доброго тебе здоровья, витязь, — молвил он.
— И тебе того же, — вяло ответил Данила. — Хозяин, еще медовухи!
Тот не спешил исполнять заказ, ожидая, чем закончится разговор. Кто знает, может, еще драку устроят, тогда можно будет побольше денег содрать.
— Что-то ты не весел витязь. Али горе какое приключилось? — Допытывался дружинник.
— А тебе какое дело? — Огрызнулся Данила. — У вас всех одно на уме, сытно пожрать, поспать да бабу повалять!
Дружинник напрягся, но виду не подал.
— Похоже и вправду горе. Умер кто, аль пропал без вести? А может, деньги украли?
— Пропала. Без вести.
— Уже лучше. Кто?
Данила поднялся. Рука легла на эфес меча.
— Зачем тебе это, незнакомец? Что ты хочешь? Денег тебе дать? Или меча моего испробовать желаешь?
Гвалт в корчме притих. Завсегдатаи и любопытные постояльцы с интересом уставились на творящееся действо. Это был самый настоящий вызов.
— Меч твой хорош, — тихо сказал дружинник. — Только несподручно мне с тобой силой меряться. Ты мне не враг.
— Тогда садись рядом, и выпей со мной! — Рявкнул Данила. Голову мутило, медовуха, наконец, начала свое пагубное действо.
— Пошли лучше, освежимся.
— Ну, пошли, коли не шутишь.
Пошатываясь, Данила вышел из корчмы. Вслед за ним твердой походкой прошагал дружинник. Во дворе лил дождь. И небо, подернутое проблесками света, вновь заволокли свинцовые тучи.
— Как тебя зовут-то? — Прищурился Данила.
— Пехором мать нарекла, друзья кличут Пехом. Я воевода Перелесской дружины. Какой никакой, а все-таки дружины. Ты, как я вижу не местный?
— Да, не местный. Из древлян я.
— И кого ты здесь потерял?
— Невесту, — пробурчал Данила, вперив пьяный взгляд в размокшую землю.
— Как же ты не доглядел?
Данила нахмурился. Выслушивать издевательства случайных знакомых он не хотел.
— Прощай, Пехор. Пойду я…
— Не торопись. Куда ты пойдешь?
— А Ящер его знает. Куда глаза глядят. Теперь я лишился всего…
— Постой, парень. Может, помогу тебе.
— И чем же ты мне поможешь? Ты всего лишь воевода, а не бог.
Воевода нахмурился.
— Когда пропала твоя невеста?
— Месяц назад. Чуть меньше.
— Думаешь, ее похитили?
— Тебе лучше знать, ты же отвечаешь за порядок в Перелесье.
— По крайней мере, мертвых девушек мы не находили. Значит, похитили. Работорговцев нынче развелось…
Данилу вдруг осенило.
— Кто-нибудь приезжал сюда за последний месяц?
Воевода вскинул брови.
— Ба, да ты не так глуп, как кажешься. Перелесье, городок маленький, никому не известный. Потому и гостей у нас не много, все больше случайные путники. Слушай, витязь. Приезжал к нам недавно купец. С виду знатный, богатый, слуг и телохранителей, как грязи, но видно, что делишки воротит темные, и торгует не только тканями да пряностями. Говорил, что заблудился и спрашивал дорогу к Киеву.
Данила напрягся.
— Значит, в Киев поехал?
— Нет, в Киев он лишь дорогу спрашивал, хитрец. А сам в Царьград направлялся, уж я это сразу вижу. У Владимира с такими товарами делать нечего.
— В Царьград путь неблизкий. А в Перелесье-то он гостил?
— Жил здесь три дня вместе со своими слугами и наемниками охранниками. Что делали, не ведаю. Но не дебоширили, иначе мы бы им бока поотшибали…
Воевода начал хорохориться, и забываясь, уходил от дела. Но Данила уже завелся. Перед глазами возникла такая реалистичная картина, как толстый мордатый купец связывает Люту и загоняет в повозку, что сам поверил в это. Неужели, чтобы узнать это, придется отправиться в Царьград.
— Спасибо, воевода. Помог ты мне. Теперь хоть знаю, что делать дальше.
Пехор всплеснул руками.
— Никак в Царьград собрался? Путь туда неблизкий.
— У меня нет выбора. Свой я сделал слишком поздно, теперь расплачиваюсь. Хоть в Царьград пойду, хоть к Ящеру в подземное царство.
— Да, ты настойчивый. Но хоть знаешь, кого искать?
— Как кого? — Удивился Данила. — Купца!
Воевода усмехнулся.
— Да в Царьграде этих купцов больше чем в Перелесье жителей!
Данила понуро опустил голову. Брови сошлись на переносице.
— Я найду его! Всех переберу, но найду!
— Не горячись, витязь. Я еще кое-чем тебе помогу. Телохранители называли его Ликуном. Может это его имя, может прозвище, но это уже лучше, чем ничего.
Данила присел на крыльцо. Меч гулко звякнул о ступеньку.
— Действительно лучше. — Тихо сказал он.
Глава 24.
Новая комната выглядела куда лучше прежней. Здесь и кровать была кроватью, и стол из свежевырубленного дуба, не успевший даже потемнеть. На окнах беленькие занавески, стены обиты коврами. Вместо лавок стулья, и две восковые свечи взамен лучин. Эти перемены значительно облегчили жизнь, сделали ее куда более приятной, но так и не избавили от томящего чувства опасности. Путешествие в Царьград пугало его, угнетало, как никогда раньше. Он просто чувствовал, что вернуться оттуда живым не удастся. А Северьян в последнее время доверял предчувствиям.