Право по рождению

Кнаак Ричард Аллен

— Где Ахилий? — спросил он у брата. — Где Серри?

— Ахилий пошёл охотиться, — ответил, оглянувшись, Мендельн. — Думаю, Серентия должна быть где-то неподалёку. Она пошла собрать ещё немного веток…

— Я уверена, что она скоро вернётся, — встряла Лилия, пытаясь успокоить фермера. — Ульдиссиан, нет причины для беспокойства.

Но он чувствовал иначе. Что-то было близко, очень близко. Что-то было…

Позади Мендельна зашелестела листва. Испуганный, брат Ульдиссиана перебежал к остальным.

Серентия вошла в лагерь.

Ульдиссиан

начал было облегчённо выдыхать… Но затем другая темноволосая фигура присоединилась к дочери торговца. Он был даже выше Ульдиссиана и, путь и тоньше, явно хорошей форме. Лицо новоприбывшего выражало расположение, а его манеры чем-то напомнили Ульдиссиану его отца… Но всё это было забыто, когда он осознал, какое одеяние было на человеке.

Это было одеяние священникаХрама Триединого. Высокопоставленного священника, в данном случае.

— Ульдиссиан, — воззвала Серентия. — Со мной друг. Его зовут Малик, и он хочет помочь.

Ульдиссиан сдержал проявление неодобрения. Она лучше других знала, как он отреагирует на присутствие священника, особенно после хаоса в Сераме. Да, Серентия и вправду всегда была вроде бы верующей, но он думал, что это позади. О чём она думала?

— Я пришёл предложить протекцию Триединого, — любезно добавил Малик, разводя руки в перчатках, словно желая показать, что в них нет оружия. Пламя лагерного костра зажигало искорки в его глазах, которые неотрывно смотрели на Ульдиссиана, словно притягиваемые магнитом. — Это дитя рассказало мне об ужасной несправедливости, которую учинил над тобой Собор Света. Храм не одобряет такого чудовищного поведения. Мы хотели бы защитить тебя от угрозы со стороны агентов Пророка…

Несмотря на всё, что случилось с ним, несмотря на отвращение к подобным Малику, Ульдиссиан захотел немного послушать человека. Священник словно излучал понимание. Казалось, он чувствует боль, всё ещё глубоко сидевшую в печёнках Ульдиссиана. Он раскрыл рот, чтобы пригласить человека в их лагерь…

Но в этот момент огонь извергся, на короткий миг взметаясь выше священника. Малик инстинктивно отпрянул назад от дикого пламени… И вместе с этим он оторвал взгляд от Ульдиссиана.

Фермеру показалось, будто с его головы сняли покрывало. Будто он был слеп, а теперь снова прозрел… И только тогда он понял, что Малик на время заворожилего.

— Серри! — проревел Ульдиссиан, ярость немедленно стала бить из него ключом. — Иди сюда! Скорей!

Она медлила, словно не услышала Ульдиссиана или по какой-то причине не могла подчиниться. Затем, сотрясаясь, темноволосая девушка закричала и побежала от Малика. Священник запоздало попытался схватить её, а затем вперил взгляд в Ульдиссиана.

Не успела Серентия убежать, как люди в капюшонах и броне, пешие и на лошадях, заполонили лагерь. Ульдиссиан

видел раньше подобных им, и от них его воротило так же, как от инквизиторов Собора. Они могли сколько угодно называть себя «надзирателями мира», но воины Триединого были не лучше головорезов под командованием неоплаканного брата Микелия. Они желали только управлять сознанием и душами людей. Тех, кто не преклонял перед ними колени — таких, как Ульдиссиан, — они находили предлог осудить.

Бедствие в Сераме пронеслось перед глазами фермера. Он снова видел ненависть, снова слышал ложь…

— Нет! — рявкнул он подходящим фигурам. — Больше этого не случится!

Воздух всколыхнулся.

Надзиратели мира полетели в разных направлениях, словно их смахнула невидимая рука. Двое налетели на ближайшие деревья: удар был такой силы, что они закрутились вокруг стволов, словно виноградные лозы. Другой воин оторвался на несколько ярдов от земли и исчез в листве. Остальные, ошеломлённые, лежали в беспорядке в окрестностях лагеря.

— Впечатляет, — объявил Малик тем же отеческим голосом. В отличие от своих приспешников, он не пострадал от силы, что бы это ни было. — Что бы из тебя могло получиться, создай тому подходящие условия. Что бы из тебя могло получиться… — Его глаза сузились, снова в них засверкали огоньки.

Огромная тяжесть обрушилась на Ульдиссиана, заставив его встать на четвереньки. Ощущение было такое, словно он скоро зароется в твёрдую землю. Каждый мускул напрягся, каждая вена пульсировала. Казалось, голова сейчас взорвётся. Фермер отвёл взгляд в сторону, но всё равно не мог освободиться от заклинания, которое сотворил священник. Ульдиссиан видел, что Мендельн и Серентия страдают больше его: они уже распростёрлись на земле. Лилии Ульдиссиан не увидел, но мысль о том, что она тоже борется за жизнь, помогла ему совершить последнее усилие и встать на одно колено.

— Очень сильная воля, — заметил священник. — Хозяин будет с наслаждением ломать её дальше.

Сила, давящая на Ульдиссиана, возросла. На этот раз его лицо врезалось в землю. Острая боль пронзила переносицу, кровь начала сочиться из ноздрей — он не сомневался, что нос сломан.

— Связать, — скомандовал священник. Послышалось шарканье ног, слуги Малика спешили выполнить приказ. — Остальные нам не нужны.

Остальные не нужны…

С преисполненным болью криком Ульдиссиан заставил себя привстать в согнутое положение. В голове стучало, а сердце выбивало ненормальные ритмы, но его наполнило победное чувство. Он обнаружил, что стоит перед двумя очень напуганными надзирателями мира. Прежде чем пара успела прийти в себя, сын Диомеда схватил их обоих за горло.

Его пальцы лишь слегка охватывали шеи, но треск был различим хорошо. Надзиратели мира дёрнулись и упали к его ногам, их шеи были сломаны чем-то большим, чем простая физическая сила.