Право учить. Повторение пройденного
Шрифт:
Мантия молчит, и легко можно представить, как она покусывает губу, но не решается оспорить услышанное.
Я не сержусь, драгоценная. Хотел бы сердиться, но не получается. Наверное, потому, что хорошо понимаю всю сложность и противоречивость твоего положения. В тебе борются два желания: защитить и оградить.
«Разве это не одно и то же?..» — Робкий вопрос.
Нет, увы. Защищать, значит, беречь от опасностей. Ограждать, значит, препятствовать распространению. Просто, правда?
«Ты слишком многое понял...»
Это плохо?
«А
Хорошего мало. Приятнее ничего не знать и клясть Судьбу за все получаемые синяки и шишки.
«Ты, в самом деле, не сердишься?..»
Нет.
«Но почему? Ты имеешь на это право...»
А ещё я имею право простить тебя. И воспользуюсь им, пока не передумал.
«Меня... А её? Её ты простишь?..»
Не сегодня.
«Когда?..» — Голос переполняется нетерпением.
Не торопись, драгоценная. Достаточно уже того, что я не могу её ненавидеть.
«А любить? Можешь ли ты её любить?..»
После всего, что узнал? Пока я могу только...
«Только?..»
Восхищаться. И в качестве извинения за доставленные волнения хочу сделать подарок.
«Мне?..»
Возможно. Но больше его оценила бы Элрит.
Беру со стола отцовский бокал.
Это стекло ещё хранит тепло Моррона. Хочешь прикоснуться к нему?
Молчание затаённого дыхания.
Хочешь?
Дотрагиваюсь стенкой бокала до щеки. Ловлю губами край хрустального бутона.
Чувствуешь?
Делаю глоток.
И моё сознание полностью поглощается чужим, но я с радостью уступаю ему место...
Труд двигался к завершению, холода — тоже. Но в Драконьих Домах весна наступает лишь, когда того желают их обитатели. А ещё точнее, когда их души устают от снежного ковра забвения и требуют, чтобы чёрная земля памяти проросла зеленью надежды. Поэтому ещё вечером может подмораживать и вьюжить, а наутро первым звуком, который потревожит слух, окажется весёлый стук капели за окнами. Скажете, так не бывает? Бывает. Сейчас объясню, почему.
Дома Драконов расположены не в Пластах Пространства, а на так называемых Островах, передвигающихся в Межпластовом Потоке, что имеет ряд неоспоримых преимуществ. Например, удобство перемещения не только от одного Дома к другому, но и к любому месту неподвижных Пластов, мимо которых течёт Поток. Причём, перемещаться можно и со скоростью Потока, и даже быстрее него, прибывая в пункт назначения раньше, чем отправился в путь. Но куда более приятной является возможность устанавливать время года по своему желанию и не тратить на это ровным счётом никаких усилий! Достаточно лишь попросить Поток, чтобы он вынес твой Остров в те места, где буйствует лето или дремлет осень. Это не магия. Это просто добрая воля мира, с радостью исполняющего скромную просьбу тех, кто заботится о равновесии сущего.
В детстве и юности мой неокрепший разум щадили, не спеша менять морозы на жару, но я вырос, а обстоятельства изменились.
— Я же говорила: останется целая гора шерсти! — Победно заявила Тилирит, окидывая взглядом хаос, царящий в моей комнате.
Тётушка норовит зайти ко мне всякий раз, когда наведывается в Дом Дремлющих. Но вовсе не из желания узреть любимого племянника, о нет! Просто я обретаюсь совсем близко к кухне: можно сказать, соседняя дверь, а Тилирит обожает сласти, появившиеся на свет трудами нашей кухонной мьюри. Говорят, давным-давно моя мать переманила кухарку у Дарующих, за что те веков пять или шесть не желали иметь с нашей семьёй никаких дел. Потом помирились, конечно, но в гости предпочитают не являться.
Невинно улыбаюсь:
— Разве я возражал?
— Ворчал, уж точно, — напоминает тётушка.
— Это запрещено?
— Это некрасиво по отношению к близкой родственнице.
— Ну зачем тебе мои кривобокие шедевры? — Спрашиваю не из праздного интереса, а потому, что никак не могу понять настойчивости, с которой Тилирит напоминает о своём «заказе».
— Ты сам ответил на свой вопрос, — щурятся тёмно-зелёные глаза.
— Правда? — Задумываюсь. — Тебе нравится несовершенство?
— Что-то не припомню ни одного слова об этом. Кривобокие — было. А несовершенные... Нет, не помню.
— Тогда почему?
— Что есть шедевр? — Вопрошает тётя с видом наставника, принимающего экзамен.
— Э-э-э-э-э... Нечто замечательное.
— Не только. Шедевр — это вещь, вышедшая из рук Мастера.
— О!
Лучше было помолчать. Мастерство и всё, с ним связанное, вызывает у меня зевоту пополам с проклятиями. Даже если Тилирит не смеётся... Особенно, если не смеётся!
Видя моё замешательство, тётушка меняет тему:
— Мне только кажется, или... Ты, и в самом деле, успокоился?
— А я был взволнован?
— Немного. А ещё, расстроен и озабочен. Но похоже, разговор с Морроном пошёл тебе на пользу.
— Это ты попросила его прийти?
— О таких вещах не просят, Джерон. Такие вещи чувствуют. Или не чувствуют. Твой отец посчитал нужным сказать несколько слов. И сказал. Они тебе помогли? — Взгляд старается остаться равнодушным.
— Смотря, в чём.
— В твоих поисках.
Поисках... Я до сих пор что-то ищу? Что-то важное? Тогда почему сам об этом не знаю? Наверное, потому, что со стороны всегда виднее. Пожалуй, в этом состоит главная несправедливость существования: простота и лёгкость, с которыми можно заглянуть в глубины чужой души, оборачиваются непреодолимым препятствием на пути познания себя самого. И причина очень проста: при изучении поступков других имеется чёткий образец для сравнения — твоя собственная персона. А с кем или с чем сравнивать себя?