Право учить. Работа над ошибками
Шрифт:
Сначала я помешал похищению принца. Потом помог освободиться принцессе. Спас от гибели Мирак. И всё это только за прошедший год! А в году наступившем и уверенно движущемся к середине уже успел разрушить планы по созданию войска из жителей Вэлэссы. Интересно, предполагает ли сам некромант, что его неудачи связаны с одной и той же особой? Хочется верить, что нет, в противном случае на меня давно была бы объявлена охота. А выяснить, как выглядел виновник каждого происшествия, и вовсе не составило бы труда, только расспроси имеющихся свидетелей...
Плохо.
Шани вспрыгнула на стол, прошлась по карте шуршащими шагами, ткнулась в мою руку пушистым боком и тревожно мявкнула. Да, лапа моя, я снова собираюсь уходить. Ненадолго, но далеко. И уйду, как только передам тебя под опеку Ксаррона и... закончу последнее из порученных мне Рогаром дел.
— Ладно, иди отдыхай, чародей, а то еле на ногах держишься, — разрешил я Мэтту, но добавил небольшое задание: — Только прежде найди Бэра и пришли ко мне. Хочу с ним поговорить.
— Будешь ругать? — предположил маг.
— Там поглядим.
Белобрысый кивнул, направился к дверям и уже с самого порога тихо попросил:
— Не ругай его сильно.
Я хотел сказать, что не буду усердствовать, да и вовсе не собираюсь выказывать недовольство или прочие дурные чувства, но промолчал. Вообще-то выволочка лучнику не повредила бы, но... Мне нужно беречь силы. К тому же мои мысли сейчас где-то на пути к Гаэллену, в трёх милях от которого на Лесном тракте стоит трактир «Багровый голубь», а там...
Бэр вошёл в комнату, остановился на втором шаге от дверей и застыл, не произнося ни слова. Синие глаза, немного потускневшие, смотрели мимо меня.
Я присел на край стола, поглаживая тёплую кошачью шкурку, — Шани, чувствуя скорое расставание, намеревалась не терять времени даром и урвать столько ласки, сколько сможет.
Иное молчание может длиться вечно. К примеру, молчание близких людей, которые понимают друг друга без слов, или молчание любовников, расходующих силы на совсем иные вещи, нежели растворяющиеся в воздухе ничего не значащие вереницы звуков. Но между командиром и подчинённым или наставником и учеником молчания быть не должно.
— Как самочувствие?
Бэр устало кривит губы:
— Вы желали что-то приказать?
Уф-ф-ф... Досадно, когда не знаешь ответа на загадку и тычешься во все тёмные уголки подряд. И вдвойне досадно, когда разгадка лежит перед тобой, осталось только протянуть руку, взять ключ и открыть шкатулку чужих переживаний. Досадно потому, что работа подошла к завершению и самое лучшее — поиски, потери и обретения — вот-вот закончится. Очень трудно делать последний шаг, заманчивее снова прянуть в сторону, нагородить новых ошибок и заняться их исправлением, продлевая удовольствие от изящных, тщательно продуманных и уже проверенных решений. Возможно, я бы так и поступил, если бы у меня в распоряжении было больше времени.
— Я желал поговорить.
— И только?
В исполнении
— Ненавидишь меня? Пожалуйста. Осуждаешь? Твоё право. Но хочу напомнить тебе кое о чём... Обязанности. Как думаешь, они у тебя имеются?
— Я выполняю приказы, — сообщили мне, чётко выговаривая каждую букву.
Да, выполняет. Причём наиболее соответствующе намерениям приказывающего, а не переиначивая на собственный лад. Заслуживающее восхищения достоинство, однако, чтобы поскорее добраться до сердца, нужно не гладить, а колоть, верно? Вот и уколем:
— О, в этом можно было убедиться! Со скрипом, конечно, но выполняешь. Тогда объясни мне другое: почему такое простое действие, как исполнение приказа, рвёт тебя на куски?
Впервые с момента появления в комнате Бэр перевёл взгляд на меня, и синие глаза затуманились недоумением.
— Нет ничего проще и приятнее, чем следовать чужим указаниям, когда сам не можешь решиться ни на вдох, ни на выдох. Но ты, похоже, уверен в обратном?
— Я...
— Вот скажи мне, что ты собирался делать? Спасти принца? Допустим, тебе бы позволили действовать по собственному усмотрению. И? Что именно должно было произойти? Только подробно опиши каждый свой шаг.
Лучник нахмурился, показывая, что считает мои вопросы неуместными и несвоевременными, но, поскольку был готов выполнять приказы, ответил:
— Выстрелил бы.
— В среднего мертвяка, разумеется? А зачем?
— Стрела пробила бы его руку, и он отпустил бы принца.
Я грустно вздохнул.
— Не отпустил бы, он же не чувствует боли, а его плоть вовсе не обязательно сохранила прежние свойства. Нужно было отрывать кисть целиком, а это вряд ли удалось бы.
— Почему?
— Спросишь потом у Мэтта, он подтвердит: на мертвяках было нагружено столько заклинаний, что предсказать исход возможного сражения не смог бы и самый знаменитый прорицатель. Кроме того, наличествовали усугубляющие положение обстоятельства... Ты знаешь, что dou Лигмун умер?
— Да.
— И когда узнал? До похищения принца?
Бэр отрицательно качнул головой.
— А тем не менее смерть, произошедшая в стенах дома, была на руку похитителям, потому что их силы только увеличились. Но речь даже не о них... В твоём луке живёт дух умершего, не забывай. Не знаю, что могло случиться, если бы стрела, сорвавшаяся с его тетивы, встретила бы на своём пути поднятого мертвяка. Может быть, обошлось бы без неожиданностей, а может... Опасности подвергались все мы.
Впрочем, по-хорошему боялся я не столько неизвестных последствий, сколько огласки: если некромант и тот, кто натравил на шекку бродячего духа, хоть как-то связаны между собой, соприкосновение райга и мертвяков указывало бы на мой след яснее ясного.