Правовая политика России на современном этапе
Шрифт:
Н. М. Коркунов видел в праве средство разграничения социальных интересов, полагая при этом, что выбор средств защиты индивидуальных интересов остается за личностью, а не за государством.
В начале ХХ в. П. И. Новгородцев, Б. А. Кистяковский, Е. Н. Трубецкой, В. М. Гессен, Н. И. Палиенко и другие ученые отошли от позитивизма, образовав новое течение правовой мысли, оставившее глубокий след в новейшей истории правовой мысли. Речь идет о концепции «возрожденного естественного права». Суть их позиции была предельно конкретна. Не государственное веление, не общественная воля должны выступать в качестве критерия правовой нормы, но идея личности. Сторонники этого течения указывали, что в истории русских правовых институтов личность заслонялась семьей, общиной, государством,
Однако начало ХХ в. было для России смутным временем, полным насилия как со стороны возбужденных масс, так и со стороны правительства, подавившего революцию ценой большого кровопролития. Либеральная интеллигенция увидела беспочвенность идеалистических рекомендаций в качестве указаний для реальной жизни, осознав глубокий разрыв между нравственно автономной личностью, несущей в себе высокие общественные идеалы и бунтующей эмпирической личностью, озлобленной, склонной к разрушению и саморазрушению. В правовой науке создалась благоприятная ситуация для реванша этатического позитивизма с его правопониманием, основанном на идеях государственного принуждения. Наиболее ярким представителем этатического позитивизма новой волны стал Г. Ф. Шершеневич, книга которого по теории права вышла накануне Первой мировой войны, и в то время ее положения, проникнутые пафосом этатизма, звучали очень полемично. «Право, – писал он, – есть функция государства, и потому логически оно немыслимо без государства и до государства».
При этом право прежде всего отражает интересы властвующих. «Право представляет равнодействующую двух сил, из которых одна имеет своим источником интересы властвующих, а другая – интересы подвластных», – считал Шершеневич. Он видит в праве по преимуществу насильственный институт, используемый властью в своих интересах. «Всякая норма права – приказ, – пишет он. – Нормы права не предлагают только, не советуют, не убеждают, не просят, не учат поступать известным образом, но требуют известного поведения». По Шершеневичу, «вне государства нет права», и «действие норм права ограничивается пределами власти государства».
Такова была ситуация, сложившаяся в правовой науке России к 1917 г., ознаменовавшемуся двумя революциями.
Первая из них – Февральская – усилила брожение демократической правовой мысли, стремление утвердить приоритет права над государством.
Вторая – Октябрьская – на многие десятилетия обеспечила полное господство этатизма в государственно-правовой практике и правового нигилизма в теории.
Вот что писал, например, известный деятель юстиции первых лет Советской власти А. Г. Гойхбарг: «Храм буржуазного владычества – законодательство и его фетиш – закон; храм пролетарского и социалистического мирового строя – управление, а его богослужение – труд. Не случайно политические идеалы буржуазии воплощены в парламентаризме – правовом государстве. Социалистическое же общение по смыслу своему является общением для управления».
В советский период целью права было открыто провозглашено формирование нового человека, построение нового государства и права. Что касается понимания сущности права, то советские юристы исходили из идей К. Маркса. «Ваше право, – записано в Манифесте коммунистической партии, – есть возведенная в закон воля вашего класса, содержание которой определяется материальными условиями жизни вашего класса». Развивая эту мысль, К. Маркс позднее писал в предисловии «К критике политической экономии»: «Правовые отношения, как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого всеобщего развития человеческого духа; наоборот, они коренятся в материальных условиях жизни, совокупность которых Гегель,
41
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6—7.
В результате такого подхода к праву сложившаяся на развалинах буржуазного права России советская правовая система характеризовалась следующими особенностями.
Первая – пронизанность официальной идеологией – марксизмом, что сближало ее с религиозными правовыми системами. Это находило выражение в социально-классовом, а не юридическом подходе к субъектам права, в приверженности политическим кампаниям. В первое время после 1917 г. основным источником права было революционное правосознание. Наконец, существовало прямое вмешательство государства и компартии в юридическую практику – законотворчество, правоприменение, юридическое образование.
Вторая особенность состояла в отрицательном отношении правящего слоя к праву как вынужденному злу, подлежащему преодолению.
Третья особенность – это абсолютный примат интересов государства над интересами личности. Государственные преступления подлежали самым суровым наказаниям. Сфера частного права была резко сужена.
Советская правовая система базировалась на идее обязательства человека перед государством, негативного отношения к правам человека. Человеку разрешалось лишь то, что было разрешено государством, а государство могло запрещать все, что считало нужным. Гражданские и политические права рассматривались как второстепенные в сравнении с социально-экономическими. Широко применялся принудительный труд, ограничивалась свобода передвижения.
Четвертая особенность заключалась в зависимости судебной системы от партийного руководства, а ее деятельность отличалась карательной направленностью, инквизиционными процедурами, нарушением прав обвиняемого, объективным вменением (привлекались и члены семьи обвиняемого), уголовной ответственностью за нарушение трудовой дисциплины, возможностью расстрела для лиц с 12-летнего возраста, широким распространением внесудебной расправы и т. д.
Пятая особенность проявлялась в принижении роли закона, так как общие установки принимались партийными директивами, а детали регулировались ведомственными актами.
В основе правового нигилизма в первые годы Советской власти лежала упрощенная трактовка установок марксизма. Используя аргументы, которые К. Маркс и Ф. Энгельс выдвигали против иллюзорных идеологий вообще, некоторые советские марксисты объявляли и право пустой идеологической формой, лишенной всякого социального содержания. «Право и государство, – писал В. В. Адоратский, – вовсе не представляют из себя самостоятельных сущностей. Понятие о них, существующее в головах юристов и практических деятелей, – это идеи, являющиеся лишь звеньями в цепи своеобразного процесса общественной жизни. Самое же явление, которое скрывается под этой идеей, под этой видимостью, есть власть, вооруженная сила».
Из этих представлений вытекала задача немедленного свертывания всего того, что осталось от старого права и юридических отношений. «Всякий сознательный пролетарий, – писал А. Г. Гойхбарг, – знает… что религия – это опиум для народа. Но редко, кто… осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа».
Другой марксист – Е. Б. Пашуканис шел еще дальше, он полагал, что отмирание категорий буржуазного права будет означать отмирание права вообще, т. е. исчезновение юридического момента в отношениях людей. Основанием для такого вывода служило понимание юридического отношения как особой стороны, разновидности отношений.