Прайд Саблезуба
Шрифт:
– Семхон!! Ни у кого нет, а у меня будет! Настоящий!! Хи-хи, тетки же описаются от зависти – хи-хи! Ой, только как же… Какой же ты, Семхон!.. Правда, мне, да? Даже страшно! А он не укусит?
Хьюгг лежал лицом вниз. Ветка присела возле него, потрогала грязную, спутанную шевелюру, покрывающую низкий вытянутый череп, слегка подергала…
– Нашим женщинам никто никогда не дарил такого! Но я же совсем не умею! Надо вокруг, да?
Она провела пальцем себе по лбу и вопросительно уставилась на Семена. Тот хлопал глазами, с превеликим трудом начиная что-то
– Но он же… живой!
– Ага, дышит. Надо, наверное, горло сначала перерезать, да? Но у меня нож такой маленький, – она показала кремневый сколок. – Им только шкуру хорошо кроить и мякоть резать. Ему же больно будет… А можно… твоим? Ну, волшебным ножиком?
Ветка покраснела и потупилась – по местным меркам подобная просьба считалась дерзкой до неприличия, но она совсем потеряла голову от счастья – такой подарок!!
Содержание Семеновой черепной коробки в сегодняшнем сражении пострадало несильно, однако мыслительный процесс явно не поспевал за стремительно меняющейся ситуацией: «Моя нежная, ласковая, робкая Ветка собралась резать горло человеку?! Снимать скальп?! Но беда-то, оказывается, даже не в этом! Женщина получила подарок, о котором и мечтать не смела. И вот, когда она поверила-таки своему счастью, надо его у нее отобрать и сказать, что пошутил?! Вот это я влип…»
– Знаешь что, Веточка… – принял, наконец, решение Семен. – Ножик я тебе, конечно, дам, но у меня есть другое предложение. Давай привезем в поселок живого хьюгга. Погоди, не смейся, слушай дольше! Там мы соберем всех людей у Костра Совета – и воинов, и старейшин, и женщин. Представляешь: все стоят, смотрят, и тут в центр круга выходишь ты – в новой рубахе, в красивых тапочках, с пушистыми волосами. Ты, значит, выходишь… Я притаскиваю хьюгга… Ты берешь его за волосы… И на глазах у всех, двумя легкими небрежными движениями… Чик-чик! Хьюгг лежит, скальп висит – все в отпаде! А?
Сухая Ветка похлопала глазами, осмысливая услышанное. Осмыслила и…
– Семхон!! – она вскочила и буквально повисла на Семеновой шее, забыв о его ранах. – Семхон, как здорово!!
Впрочем, она тут же пришла в себя и устыдилась своего порыва – от Семена отцепилась, смущенно потупилась:
– Прости меня… Тебе, наверное, больно, да? Я сейчас – тут есть такие травки… Снимай рубаху! – удержаться, впрочем, она не смогла и все-таки спросила: – А он не убежит?
– Если убежит, – вздохнул Семен, – я тебе другого поймаю.
Окончательно пришел в себя Семен лишь после лечебных процедур и плотного ужина. Мыслительный процесс, конечно, начался с решения вопроса: что делать с пленным? Или кем его считать?
Исходя из своих давних наблюдений, Семен полагал, что у неандертальской молодежи детство и юность значительно короче, чем у кроманьонской: достигнув какого-то возраста, ребенок начинает стремительно матереть – обрастать волосами и мышцами. И, наверное, за год-два превращается во взрослого. Вот эта конкретная особь в стадию возмужания еще не вступила или находится в самом ее начале. С какого же перепугу юный
Обследование показало, что мальчишка давно оклемался после удара по затылку – там у него теперь здоровенная шишка. Он, похоже, в сознании, но лежит с закрытыми глазами и не шевелится. Роста в нем меньше полутора метров, вес – килограммов пятьдесят, но не за счет мышц, которых мало, а из-за массивного, чисто неандертальского скелета. Кожа довольно смуглая и темная от грязи, волос на ней немного.
«Я, сдуру, как бы подарил его Ветке. Теперь, надо полагать, должен придумать, как дотащить подарок до дома в свежем виде. Держать его связанным? Намучаешься… Перебить ноги, чтоб не убежал? Тоже не выход… А может быть, просто махнуть на все рукой? Ну, сбежит – и слава Богу! Буду просить у Ветки прощения и ловить ей другого хьюгга – всю оставшуюся жизнь. В конце концов, что за кровожадность?! Да мне и не пристало так церемониться с женщиной – я же не подкаблучник какой-нибудь! Я же хозяин своего слова: сам дал, сам и забрал! Вот это будет, пожалуй, правильным решением!»
Семен дождался, когда Ветка закончила хлопоты по хозяйству и залезла в вигвам. Подбросил в костер дров, отрезал приличный кусок подкопченной свинины и положил его на камень у огня. Некоторое время сидел и напрягал память, вытаскивая из ее глубин язык неандертальцев. Правда, он допускал, что у этих он может быть и иным – нужен ментальный контакт. Что ж, попробуем…
Парнишку он подтащил поближе к свету, перевернул на спину и, взяв за волосы, перевел в «положение сидя». Свободной рукой слегка похлопал по щекам.
– Сидеть! Глаза открой (начинай смотреть)!
Никаких иллюзий относительно своего произношения Семен не питал – диапазон воспринимаемых и издаваемых звуков у неандертальцев значительно шире, чем у кроманьонцев и их потомков. При всем старании последние слышат и в состоянии воспроизвести лишь какую-то часть неандертальской «мовы». Впрочем, пленник, кажется, что-то понял: вздрогнул, открыл глаза и перестал заваливаться корпусом назад. Семен отпустил его волосы и попытался расслышать изумленный шепот:
– Темаг?!
«Есть контакт!» – без особой радости отметил Семен и заявил:
– Темаг – ты. А я – бхаллас.
– Ты – бхаллас?!
– Ага, – усмехнулся Семен. – Что, не похож?
Никакого самозванства тут не было: материальной формой богоприсутствия Семена когда-то сочли сородичи этого парня. Они дорого заплатили за это, а Семен узнал на собственной шкуре, что такое «ложе пыток».
– На, жри! – ткнул он в лицо мальчишке кусок мяса.
Тот втянул воздух широкими ноздрями, судорожно сглотнул и…
– Не подавись, – мрачно усмехнулся Семен. – Когда ел в последний раз?
– Давно.
– Вижу. Имя?
– А-тын…
Это звукосочетание, по представлениям Семена, обозначало «несовершеннолетнюю» особь мужского пола. Правда, с неандертальскими именами и обозначениями «своих» он до конца не разобрался – и черт с ними!
– Тех, кто был с тобой, я убил. Еще «твои» здесь есть?