Прайд
Шрифт:
– Я помогла львам убить человека! – она закрыла лицо ладонями и разрыдалась, – какой же я защитник, после этого?
– Очень хороший, – я присел рядом и обнял её за вздрагивающие плечи, – ты защитила маленькую хорошую девочку от большого плохого человека. По-моему – это хорошо, даже с человеческой точки зрения.
Я не всегда понимаю, как движется мысль в голове львицы, – но, видимо, мозг человеческой самки – это вообще, нечто особо хаотичное. Продолжая всхлипывать, Зара шмыгнула носом и настороженно, посмотрела на меня.
– Она же красивая? – жалобно спросила она, – намного красивее, чем я?
– Кто? – потерянно переспросил
– Твоя львица, – она изобразила руками в воздухе нечто непонятное, – у неё такое тело! Такие волосы и лицо! Я раньше не видела ни одной львицы. Помнишь, как я злилась, при первой встрече? А знаешь, как мне было обидно, что вы все – такие красивые, а она – так в особенности!
– Ты тоже очень красивая.
– Лицемер, – отмахнулась девушка, но ушки у неё порозовели, – а с кем она…Ну с кем, с тобой или другим львом…
– Занимается сексом, – подсказал я, – Зара, пойми одну вещь: кошки – это абсолютно свободные существа. Как и все остальные львы. У неё нет постоянного партнёра. И у меня. И у Ильи. Нельзя принадлежать кому-то, быть его собственностью.
– Угу, то есть, если бы я была с тобой, то ты мог бы, в любой момент, уйти к своей кошечке? – она отодвинулась от меня, – свободное существо!
Я рассмеялся, потом отправился в угол и подобрал, отвергнутое вчера, красное платье, с декольте и разрезом. Положил его на кровать, рядом с девушкой, которая закусив губу, сверлила меня взглядом.
– Одевай, – сказал я, – без возражений. Мы отправимся в одно место, и я хотел бы, видеть тебя именно в этом платье. Я не стану подглядывать. Если ты попросишь.
Вместо ответа, она показала мне язык и сбросила на пол свой ужас. Постояла, некоторое время, абсолютно обнажённой, потом повернулась, дав мне возможность, как следует оценить её со всех сторон.
– Что, хуже, чем у твоей развратной кошки? – с вызовом сказала Зара, – ну и пусть!
И решительно натянула платье публичной женщины.
Мы неторопливо шли по узкой, поросшей колючим кустарником, тропинке, резво петляющей между деревьев, распространяющих резкий пряный аромат. Полупрозрачные изумрудные листья опускались к самому лицу, превращая яркие лучи светила, в зелёное марево, такое густое, будто мы опустились на самое дно океана. Под ногами, едва слышно, похрустывали сухие ветви и где-то, очень далеко, вела тонкую трель одинокая пичуга.
Зара тихо ругала меня, всякий раз, когда цепкие лапы растений норовили вцепиться в тончайшую ткань её одежды. Приходилось осторожно отлавливать наглые ветви и убирать их в сторону. Удивительно приятно было вот так молча идти, почти не вслушиваясь в недовольное бормотание охотницы. Утренний инцидент мы больше не вспоминали, словно его и не было. Да его и не существовало – он пропал, растворился, исчез без следа в бездне времени.
– Как там дела, у наших? – внезапно спросила Зара, остановившись, перед поваленным на тропу, деревом.
– Плохо, – сказал я и бережно пересадил её, на другую сторону, ощутив, как она напряглась, на мгновение, – Илья не справляется, а вам холодные не по зубам. Мой кошак едва успевает отгонять всю эту мерзость от охотников. Какие там поиски – успеть бы спасти…Троих серьёзно порезали.
– Троих? – она остановилась и её спина одеревенела, – кого?
– Не переживай;
Она повернулась и вцепилась в меня, уставившись прямо в глаза.
– Ты знал! – обвиняя, выдохнула она, – всё знал и молчал!
Я только пожал плечами: лишь дурак не обратил бы внимание на все взгляды, жесты и прочие флюиды, скользящие между этой парочкой. Илья был прав: раньше меня крайне забавляло разбивать семейные пары, соблазняя жену на глазах у её супруга. Времена меняются. Уничтожать летающие острова, оказывается, не так уж весело, как мне казалось раньше и при воспоминании о Вилене я ощущаю лишь сожаление.
Наклонившись, я нежно поцеловал спутницу в губы, но девушка нервно отвернулась и почти помчалась по тропинке, торопливо поминая мерзких людоедов, которые думают, будто им всё позволено. Людоед неторопливо преследовал взбешённую охотницу, пока не настиг её на берегу озера. Зара стояла, словно забыла обо всём на свете, и во все глаза, смотрела на открывшийся вид. Ну ладно, приблизительно такой реакции я и ожидал.
Озерцо было совсем крошечным: если бы я постарался, мог бы, запросто, добросить камень до противоположного берега. Густая трава опускалась по пологому склону, почти к самой воде и даже самый зоркий глаз, не обнаружил бы проплешин в её изумрудном покрывале. Ровно посредине водоёма располагался маленький островок, который, почти целиком, занимала высокая беседка, с куполообразной крышей. Ажурные стены постройки облюбовало какое-то ползучее растение и разрослось до совершенно неприличных размеров. Арочный мостик, рукотворной радугой, соединял берег острова с островом. Тонкие столбики фонарей, на мосту, казались простым украшением, но я хорошо знал, как с наступлением сумерек, они будут неярко сиять, отражаясь в прозрачной воде. Всё это волшебство, непроницаемой стеной, окружали высокие деревья.
И полная тишина.
Зара попыталась что-то сказать, но я покачал головой и взяв её за талию, повёл к мостику. Трава мягко пружинила под ногами, а от воды веяло утренней свежестью. Под ногами едва слышно скрипели доски, а перила приятно холодили ладони.
Когда мы достигли верхней части арки, я остановился и посмотрел в воду: какие-то мелкие листики неторопливо фланировали поверх облаков, и золотистые рыбки пытались утащить их к песчаному дну. Ещё в воде изгибалась коричневая полоса мостика и рослый лев смотрел на меня своими жёлтыми глазами. Стройная охотница, в облегающем красном платье, внимательно разглядывала девушку, прижавшуюся ко мне. Там был совсем другой мир.
– Ты околдовал меня, – прошептала Зара, прижимаясь всё ближе и пряча лицо на моей груди, – ты обманул…
– Нет, – грустно ответил я, – я сдержал обещание.
– Это – совсем другое колдовство. Оно сильнее того, твоего.
Мы немного помолчали. Потом я поцеловал её в макушку и повёл вниз.
В беседке совсем ничего не изменилось, с прошлого раза: тот же коричневый полумрак и едва ощутимый аромат чего-то кисло-сладкого. Небольшой мягкий диванчик располагался так, что сидящему открывался вид на вход в беседку. Низенький столик всё ещё хранил книгу, которую я забыл здесь, прошлый раз.