Праймашина
Шрифт:
– Правда, – не стал спорить Карлос.
В конце концов, достижения адорнийских магов не сильно уступали разработкам доктских ученых, и их эксперименты с праймом можно было назвать наукой. С натяжкой, конечно, но можно.
– Так вот, в кабинетах адорнийских ученых гораздо красивее, чем здесь. В нашей культуре ценится совершенство, адорнийцы не смогли бы думать в окружении…
– Книг, – подсказал Карлос.
– Просто: в этом окружении, – поправилась девушка. – Здесь слишком мрачно.
– Не
– Вот именно! Зачем лезть под землю? – Только сейчас Марида поняла, как сильно давило на нее путешествие по мрачному подземелью. – Хочешь построить тайное укрытие? Пожалуйста – строй посреди густого леса, в непроходимой чаще, но на поверхности, понимаешь, Карлос? Наверху! Чтобы дышать свежим воздухом, наслаждаться восходом солнца и чтобы ветви деревьев стучали в окна. Как можно жить под землей?
Молодой лорд хотел рассмеяться, пошутить насчет «лесных жителей», но прикусил язык. Понял, что девушка была с ним искренна, сказала, как думала, как другу, и потому ответил очень серьезно:
– Я не знаю, зачем полезли под землю ребята из старой империи, но у последнего владельца этой лаборатории была веская причина таиться.
– Ах да, это же твой друг…
«Друг? Любопытное предположение. Он, конечно, доверился мне, крепко доверился, но называть его другом я бы поостерегся. Я был ему нужен, как, впрочем, и он мне».
– Близкий знакомый, – поправил девушку Карлос.
– И кто же он?
– Безвариат Сотрапезник.
Юноша ожидал удивленного восклицания, а увидел недоуменный взгляд, и лишь тогда сообразил, что для адорнийки это имя ничего не означает. Пришлось пуститься в объяснения:
– Безвариат Сотрапезник – величайший ученый Доктской империи, можно сказать, что именно он был творцом нашей победы в Войне за Туманную Рощу.
Такое представление вызвало у южанки понятный интерес, смешанный с удивлением:
– Ты говоришь о лысом заморыше, что ждал нас у тюрьмы и умер по дороге сюда?
– Ага.
Карлос и сам с трудом верил в то, что говорит, но был уверен, что не ошибается.
– В таком случае, я должна его ненавидеть, – задумчиво протянула Марида.
– Теоретически ты должна ненавидеть любого докта, – тихо уточнил юноша.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом адорнийка качнула головой:
– Нет, не любого.
И отвернулась.
«Что я делаю? Что?!»
Вот так, наверное, и начинает рушиться привычный мир, четко поделенный на черное и белое, на друзей и врагов: ты случайно встречаешь человека из другого лагеря, узнаешь его, а потом… потом понимаешь, что никакая сила на свете не заставит тебя его убить.
Почему так происходит?
Наверное, потому, что все
– Последние годы Безвариат жил в Фихтере, – продолжил Карлос, чтобы заполнить неловкую паузу. – А пару месяцев назад прошел слух, что его убили.
– Мне показалось, это случилось несколько позже, – улыбнулась Марида. – Пару часов назад.
– Полагаю, Безвариат сумел обмануть леди Кобрин, – медленно ответил юноша, нащупывая лежащий в кармане медальон.
– А что за веская причина заставила Собутыльника…
– Сотрапезника. – Молодой лорд внимательно посмотрел на девушку. – Ты запомнила имя, Марида, не надо его перевирать. Враг он Адорнии или нет, Безвариат заслуживает уважения. Он – гений.
– Хорошо, пусть так. – «Почему я согласилась?» – Что за веская причина заставила Сотрапезника прятаться?
Марида не надеялась услышать ответ, в конце концов, она и так выудила из Карлоса гораздо больше, чем рассказала сама, но юноша спокойно произнес:
– Помнишь, я говорил, что знаю часть тайны леди Кобрин?
«Он мне верит! Уйма прайма, он мне верит!»
– Конечно.
– Эта часть – название. Праймашина.
– Праймашина?
– Да, – подтвердил Карлос. – Я думаю, Безвариат создавал для леди Кобрин некое устройство. Не знаю, для чего оно предназначено, но мы говорим о гении, а значит, Праймашина может оказаться чем-то невероятным.
– Оружие? – предположила адорнийка.
Юноша с сомнением покачал головой:
– Возможно.
– Ты не уверен?
– Оружие получило бы какое-нибудь броское название: «сверхпушка», «праймеч» или еще что-нибудь в этом роде. А Праймашина… Машина, использующая прайм… Мне кажется, речь идет о чем-то более оригинальном, чем оружие. Но, возможно, более страшном.
– Что может быть страшнее оружия?
– То, что сделает его бессмысленным.
«А ведь я могу это использовать! – пронеслось в голове Мариды. – Если доктский гений и впрямь замыслил нечто грандиозное, адорнийцы должны узнать об этом!»
Подлая это была мысль, противная, но… правильная. Исключительно правильная, потому что искренность Карлоса и те чувства, что пробудил он в девушке, не могли заставить ее позабыть о долге.
«Я вижу в нем докта, а он во мне – человека».
«Не лги себе! Ты для него всегда будешь поганой адорнийской сукой».
«Нет!»
«Да!»
«Заткнись!»
Нет ничего сложнее в этом мире, чем бороться с собой, чем столкновение разума и сердца, чем стоять на развилке, обе дороги которой правильные и неправильные одновременно.