Праздничная книга. Январь - июль

Новый год — чуть ли не самый старый из всех существующих на земле праздников. Древние римляне дарили друг другу в начале марта, который и открывал год, ветви лавра, символизировавшие счастье и удачу, когда Юлий Цезарь ввел новый календарь (известный сегодня как юлианский), новый год стали отмечать в первый день января. Свое название месяц январь получил от римского бога Януса, один лик которого был обращен назад, к прошлому, другой — вперед, к будущему. Праздник встречи нового года назывался «календы».

В это время было принято украшать дома и дарить друг другу подарки и монеты с изображением двуликого Януса; рабы и их владельцы пировали и веселились вместе. Говорят, одному из своих рабов Юлий цезарь даровал свободу за то, что тот пожелал ему пожить в новом году дольше, чем в старом. Римский император Калигула в первый день нового года выходил на площадь перед дворцом и принимал подарки от граждан, записывая, кто, сколько и что именно ему преподнес.

Только однажды праздники попытались перенести на другую дату: 27–30 октября 1922 года, после похода Муссолини на Рим, к власти в Италии пришли фашисты, решившие отмечать новый год 28 октября, но по современной традиции новый год встречают в ночь с 31 декабря на 1 января.

Много веков в Италии было принято отмечать наступление нового года стрельбой из хлопушек и выбрасыванием из окон негодной посуды и старого хлама. Из-за большого количества несчастных случаев эти обычаи в настоящее время пришлось упразднить. Но по-прежнему сохранилась традиция дарить красное белье, которое приносит удачу, и готовить чечевицу, которая символизирует богатство. Считается, что встретить мужчину 1 января — неплохо, пожилого мужчину — хорошо, а пожилого мужчину-горбуна — к счастью. «Новая вода», набранная в первый день года из источника, приносит здоровье и благополучие.

Мария-Грация, в прошлом красавица и балерина Римской оперы, а сегодня стареющая бездетная итальянка, живет на иждивении мужа-адвоката.

Муж-адвокат живет на две семьи, в одной из которых — некая Лавинья («carogna sfacciata», [1] — говорит Мария-Грация), незаконно родившая ему сына; а в другой — собственно, спивающаяся балерина с целым букетом претензий, болезней и тараканов в голове.

Мария-Грация очень боится капель воды на полу. Поэтому она всегда ходит с бумажным полотенцем в кармане. Ей кажется, что она поскользнется и разобьет голову.

Она подходит к телефону только с третьего звонка. Никогда со второго, никогда. А если третий пропустить, то и не стоит подходить вовсе.

Еще она очень боится менять местами вещицы на полке. Вдруг она забудет, как было раньше! А этого никак нельзя допустить. Во всем должен быть установленный порядок.

Мария-Грация каждое утро выгуливает своего рыжего бигля Джинджилио («il mio piccolo amoruccio», [2] — говорит она) и покупает бутылку джина. Этого ей хватает на сутки.

По пути домой она заходит в магазинчик канцелярских товаров, чтобы поболтать с синьором Тео.

В это время в лавке обычно нет посетителей, и толстяк Тео охотно выслушивает одни и те же жалобы и истории, время от времени треплет за уши скучающего Джинджилио. За доброе отношение к своему псу Мария-Грация готова простить Тео что угодно, в том числе его неизменно хорошее настроение.

У Тео нет поводов грустить.

Он очень удачно овдовел три года назад, когда сыновья-близнецы уже совсем выросли и теперь довольно неплохо ведут свой маленький бизнес в Tivoli. Его новая молодая жена на восьмом месяце беременности, магазинчик приносит небольшой стабильный доход. Помимо этого, имеются некие сбережения и довольно оптимистичные планы на будущее.

Мария-Грация

покупает несколько конвертов с марками и несколько поздравительных новогодних открыток («non troppo volgare» [3] ). Ей некому их отправить, но об этом не надо думать.

Лучше подумать о том, чтобы снова, как вчера, не пройти мимо аптеки.

Мария-Грация плохо спит. Ее мучает мигрень и боли в животе, отекают колени, и ноет шея.

— Я же была примой, Кьяра, вы не знали? О, это было удивительное время! Наверное, поэтому у меня теперь все болит. Я никогда себя не щадила. Я все отдала сцене!

Кьяра — самый молодой фармацевт в огромной новой аптеке. Она понимающе кивает головой и отпускает приме тюбик с обезболивающей мазью.

Кьяра не знает, что Мария-Грация никогда не была примой. Она протанцевала всего несколько лет и ушла со скандалом. Впрочем, это давняя и темная история. Никто не помнит, что же было на самом деле. Никто, кроме мужа-адвоката. Но его никто и не спрашивает («chi dovrebbe?» [4] ).

К вечеру Мария-Грация пьяна и смела. Она стоит посреди комнаты, держась за угол резной этажерки, и ругает последними словами мужа, который снова ночует вне дома.

Рыжий бигль скулит в углу под креслом.

Потом, успокоившись, прима садится к письменному столу, раскладывает купленные открытки, долго на них смотрит и берет в руки перо.

«Mia cara Maria-Grazia…» [5] — выводит она на каждой открытке.

Потом неверной рукой подписывает и запечатывает конверты, чтобы наутро, гуляя с Джинджилио, опустить их в разные почтовые ящики.

В этом году у Марии-Грации будет много новогодних поздравлений.

«За это можно выпить», — думает она и наклоняется за бутылкой, стоящей на полу. Джина осталось совсем на донышке.

Кагами-Бираки — древний японский праздник, на котором демонстрируются военные искусства, в переводе название праздника означает «открытое зеркало», или «зеркало, открывающее истину»; сам же праздник символизирует самосовершенствование человека, а также победу добра над злом и света над тьмой. Отмечается 11 января.

Мотив зеркала, символа праздника Кагами-Бираки, прослеживается и в традиционном для этого дня угощении. Это кагами-моти — изделия из клейкого риса в виде приплюснутых шарообразных лепешек, формой напоминающих зеркало. Кагами-моти готовят заранее, перед новым годом, и устанавливают рядом с синтоистским алтарем, который имеется в большинстве японских домов, на празднике японцы разбивают оставшиеся от нового года и уже засохшие декоративные рисовые колобки-моти и варят из них суп, посвящая трапезу божествам. Важно именно разбить колобок, а не разрезать его (это уже будет дурной знак).

— Сегодня аж пятерых нашел, — сказал Дан, протирая полотенцем солнечные очки.

— Радуйся! — пробурчал Герка.

— Было бы чему. Развелось, как плесени или крыс… Альфия потрогала языком занывший зуб. Зубная боль, конечно, не слишком приятна, зато вернее верного означает — дело сделано. Еще горстка народу теперь в безопасности, хотя будет на все корки ругать уличных хулиганов.

Ну и пусть, все привыкли давно, и Альфия скоро привыкнет.