Праздник Маши Красильниковой

Чигарева Зинаида Александровна

— Наконец-то! Наконец-то! — запрыгала вокруг матери Иринка. Большие голубые банты взлетали над ее головенкой, как огромные бабочки.

Степан лежал на своей постели, торжественный, в белой рубашке. Его обострившееся бледное лицо было гладко выбрито. Маша пригляделась и укоризненно покачала головой: ну так

и есть — порезался, вон на щеке царапина… и на подбородке.

— Не дождался!

— Ну что ты! Как можно! У тебя же день рождения… Вот мы тут вдвоем с моей хозяюшкой, — кивнул он на Иринку. — Дочь-то у нас совсем невеста — восьмой год! Погляди, какую она картошку зажарила под моим руководством… Ну, колхозники, давайте поздравлять маму!

— Поздравляем! Поздравляем! — закричали Иринка и Славик.

— Подождите! — остановила их Маша. — Праздник так праздник! Давай все на стол, Иринка. А я мигом переоденусь.

Переоделась Маша быстро, как будто в девчонках, когда после работы торопилась на свидание к нему, к Степану. Надела красные босоножки, платье свое любимое, в белую с синим мелкую клеточку, с большим белым воротником — и открыла духи. Сердце вдруг сладко захолонуло — весна! Вот так пахнет весной, когда распускается черемуха…

— Что это у тебя, Маша?

— А-а! Это мне сегодня подарили… — замолкла и вдруг неожиданно для самой себя соврала. — Ребята из бригады…

— Да ну? — удивился Степан. — Неужели помнят?

— А то как же! — Маша гордо вскинула голову. — Помнят. Помнят своего бригадира, Степа. И все те порядки, что при нем были. И все у нас так, как при тебе, Степа… И так же дни рождения отмечаем…

— Мама! — Славик тянет ее за подол, а сам пальцем показывает на стенку над комодом.

— Батюшки мои! Красота какая! — всплеснула руками Маша. На нее со стены в упор смотрит женщина. Да какая там женщина —

девчонка совсем еще молоденькая. Испуганная — слезы в глазах. И голенький малышка на руках. Не русская девчонка и старинная. А вот будто бы знакомая… Вспомнила Маша — в журнале видела, в «Работнице». Так вот для чего Степан просил ее принести стекло двадцать четыре на восемнадцать. Ишь ты, приладил как — настоящая картина! И белой бумажкой по самому краешку обклеил…

— На тебя маленько смахивает, — засмущался Степан. — Особо как ты Славика нянчила.

— Это мы с папой, — подскочила Иринка. — Я бумажку резала и клеить помогала…

— Ой спасибо! — обняла Маша Иринку. Сверху напрыгнул Славик, и Надюшка на руки тянется. — Ну какие же вы у меня все хорошие-расхорошие!..

Степан смотрел на жену и детей и старался изо всех сил, чтобы привычная боль не стерла с его лица счастливую улыбку.

Ночью Маша внезапно проснулась. Степан дышал тяжело, со всхлипом…

— Степушка! Милый! Что с тобой?

— Третий год… Третий год лежнем лежу… Твоей обузой… И никакой надежды… Никакой! Уж лучше бы тогда разом… вместе с мотоциклом — и насмерть…

Говорил Степан с трудом, будто каждое слово было тяжелым камнем, и он громоздил эти камни один на другой.

— Господи! — сказала Маша устало. — Опять ты за свое… Такой бестолковый человек… Никак не вдолбишь тебе, прямо хуже маленького!

В комнате стояла ночная тишина. Посапывал носом Славик. Девчонки дышали легко, неслышно… Осторожно постукивал будильник.

— Когда же… Когда же наконец я развяжу тебе руки?

— Ох, Степа! — Маша наклонилась и прижалась лицом к груди мужа. — Ты только одно знай — живи… живи и живи! И больше мне ничего не нужно!..